— Но зачем же выбрасывать тампоны, которые уже купили? За них все-таки заплатили деньги, — сказала она более резким тоном.

— К чему все эти отговорки? — возразил он. — Такое чувство, что ты пытаешься найти оправдание тому, что каждый месяц засовываешь в себя эти мерзкие капсулы. Тебе нравится ощущение, когда они находятся внутри тебя? Ты именно поэтому со мной споришь?

Мария покраснела.

— Конечно, нет. С чего это ты взял? Просто с ними гораздо проще. Возможно тебе, как мужчине, это может показаться странным, — добавила она примирительно, пытаясь его успокоить.

— Нет, — ответил Эдвард, — все это мне очень легко представить. Мой интеллект в состоянии с этим справиться. Более того, тут даже достаточно одного воображения. Пять дней в течение месяца ты вставляешь в себя эти омерзительные вещи…

— Эдвард, пожалуйста, не надо. Ты ведешь себя отвратительно.

— Я веду себя отвратительно? — Он подошел к ней вплотную и рассмеялся прямо в лицо. — Это я веду себя отвратительно?! Мария, я просто прошу тебя сделать так, как я хочу. Я за все это плачу, заказываю доставку на дом, чтобы тебе не надо было терять время в магазинах. Давай более рационально рассмотрим этот вопрос. В твоем шкафу лежат новые прокладки. Со временем ты к ним привыкнешь. Не забывай, что дополнительным бонусом этих изделий является то, что я готов их терпеть. Я не хочу с тобой спорить. Обычно ты воспринимаешь все более спокойно. Судя по всему, приближается то самое время месяца…

Мария молчала. Эдвард не пойдет на уступки. По опыту она знала, что спор ни к чему хорошему не приведет.

— Хорошо, — ответила она.

Эдвард поднял мусорное ведро с выброшенными в него тампонами и направился к выходу из спальни.

— Да, и еще одна вещь. Лучше всего, чтобы во время месячных ты спала в другой комнате. Я предлагаю это исключительно для твоего собственного комфорта. Во время месячных у тебя поднимается температура, и от твоего пота простыни становятся липкими, поэтому тебе лучше спать отдельно, — произнес он и вышел.

Мария дождалась, когда муж спустится на первый этаж, и только после этого решилась посмотреть на то, что он ей оставил. Тогда она впервые подумала о том, что каждый раз, когда он ей что-нибудь покупал, то не только клал этот предмет на самую нижнюю полку шкафа, но и засовывал в самую дальнюю ее часть. Мария долго не могла понять, почему Эдвард так поступает. Возможно, он торопился, думала она раньше. Возможно, он не знал, как Мария раскладывала и хранила свои вещи. Однако Эдвард ничего не делал просто так. За всем, что он ей покупал — мыло, зубную пасту или дезодорант, — ей приходилось тянуться, почти опускаясь на пол. Этим простым действием он вырабатывал в ней смиренность, благодарность. Хотел ее унизить, хотел, чтобы за его щедрость она преклоняла перед ним колени.

Новые прокладки оказались гигантского размера. Мария впервые увидела такие в школе. Когда у девочек неожиданно начинались месячные, они шли к школьной медсестре, которая выдавала именно их. В толщину эти прокладки были около трех, а в длину около тридцати сантиметров. Мария знала, что это не только самые дешевые прокладки, но и те, которые невозможно скрыть на теле. Ходить с ними в штанах не представлялось возможным. Не то чтобы Мария вообще куда-то ходила, но этот «подарок» Эдварда был для нее последним гвоздем, вбитым в гроб их отношений. Она думала о том, что при ходьбе эти прокладки будут бить по ногам. Эдвард добился своей цели: теперь каждую секунду в то время, пока у нее месячные, Мария будет помнить о том, что она ему омерзительна.

Мария уже собиралась закрыть дверцу шкафа, как увидела, что сверху прокладок лежит какой-то небольшой предмет. Она медленно протянула руку и достала его. Это была коробочка с пятью опасными лезвиями. Ей захотелось вынуть одно и пальцем попробовать, хорошо ли заточена холодная сталь. Зачем он оставил их? Он издевался над ней — или, наоборот, награждал за хорошее поведение? Мария посмотрела на фотографию Эдварда, снятую на их свадьбе, стоявшую на прикроватной тумбочке. Это была единственная фотография во всем доме. Она подумала о том, какой наивной была тогда и как много надежд у нее было. Сейчас даже сложно поверить в то, что когда-то были другие времена… Мария положила коробочку с лезвиями на колено, размышляя о том, что ей придется до конца дней жить с человеком, который единолично устанавливает, какими женскими гигиеническими средствами она должна пользоваться.

«Пошел ты на…» — подумала она тогда, глядя на мужа, изображенного на фото. Потом оглянулась на открытую дверь спальни, испугавшись, что отгадавший ее мысли Эдвард стоит в дверном проеме.

Постепенно эта фраза стала ее мантрой. Именно ее она мысленно произносила, когда, просыпаясь утром, видела их свадебную фотографию. Она повторяла эту фразу, когда муж просил, чтобы она ложилась спать в другой комнате, потому что не хотел спать рядом с женщиной, у которой месячные. Каждый раз, покупая новые прокладки, он клал их, как и раньше, в самый дальний угол нижней полки, и чтобы достать их, ей приходилось наклоняться. Он хотел, чтобы она чаще стояла на коленях. Каждый раз, опускаясь на колени, Мария думала: «Пошел ты на…». Но даже тогда она не ушла от него. Ей некуда было идти, и у нее совершенно не было денег. А потом Мария начала резать себе ноги. Эдвард сказал, что она занимается членовредительством, и если она от него уйдет, то он упечет ее в сумасшедший дом. Мария знала, что он не шутит и сделает именно так.

* * *

Имоджин Паскал несколько секунд дожидалась, когда присяжные придут в себя от вызванного словами ответчицы шока, и снова обратилась к психиатру:

— Что было потом?

— Я спросил, почему она так рассердилась, — пояснил профессор.

— И что она ответила? — спросила обвинитель, словно вытягивая из него продолжение истории.

— Она с силой пнула стоявший перед ней журнальный столик так, что тот подпрыгнул, взяла свою сумку и стремительно вышла, — ответил профессор Ворт, приподняв немного подбородок, словно ставя точку в этой полной драматизма истории.

— Так, значит, вам не удалось прийти к какому-либо заключению по поводу состояния ее психического здоровья? — поинтересовалась Имоджин Паскал.

«Ах ты, сука, — подумала Мария, — ты же читала его заключение!» Но для присяжных все надо было представить, как в детективном романе, подать красиво на блюдечке с золотой каемочкой. Главное — чтобы все было максимально эффектно.

— Нет, почему же, — ответил профессор. — Опытный профессионал в состоянии понять многое даже во время непродолжительной сессии с пациентом. Вот к какому заключению я пришел.

Казалось, что все присутствующие в зале, за исключением Марии и ее адвоката Джеймса Ньюэлла, чуть подались вперед в ожидании вердикта психиатра. Все хотели понять, в чем причина помутнения рассудка Марии.

— Я не нашел никаких признаков психического расстройства. Все время, проведенное в офисе, миссис Блоксхэм контролировала свои чувства и только в самом конце потеряла самообладание. В этот момент она настолько разозлилась, что скалила на меня зубы. В ее медицинской карте нет никаких упоминаний о психическом расстройстве. В подростковом возрасте она занималась членовредительством, но после восемнадцати лет эта тенденция уже не проявлялась. Некоторые молодые люди проходят через этот сложный период. Такое поведение вызвано желанием привлечь к себе внимание и чаще всего не имеет серьезных последствий. Такое поведение, то есть нанесение самому себе увечий, проходит сразу после того, как подросток поступает в колледж, выходит на свою первую работу или находит себе партнера.