Тори Филдс, специалист по паллиативной помощи, ответила на этот вопрос так, словно десятилетиями ждала его: «Я бы хотела, чтоб моя мама спела «Vienna» Билли Джоэла, а когда бы начался второй куплет, моя лучшая подруга подхватила бы ее с битловской «Let It Be». Они словно две стороны одной монеты, «Vienna» подводит итог моей жизни, а «Let It Be» – это то, как я хочу запомниться».

Не очень-то часто ведущую партию на похоронах отводят родителю. Один из немногих законов Вселенной, которые мы признаем, заключается в том, что ребенок должен пережить родителя. Однако Тори диагностировали рак шейки матки, когда ей было всего девятнадцать. Она перенесла семь операций за три года. Затем была ремиссия, но в двадцать девять рак вернулся снова. Сейчас ей тридцать два, и у нее опять ремиссия.

«Vienna» – это татуировка на правом бедре Тори. Эту песню мать пела ей, когда она была маленькой. «Мама была одержима Билли Джоэлом, – вспоминала Тори, – а значит, и я тоже. Она пела мне его песни вместо колыбельных». «Vienna» всегда подходила Тори больше прочих с ее увещеваниями: «притормози немного, сумасшедшее дитя» и «тебе не стать всем, чем ты хочешь быть, пока не придет твое время».

«Я была совершенно безумным ребенком, и постоянно бегала. Бегала так быстро, как могла, – говорила Тори. – Если бы я остановилась на минуту, то просто упала бы, так что я продолжала бежать».

«Рак – это лучшее, что со мной случалось, – добавляла она. – Он дал мне ориентир, понимание того, что действительно важно, кто важен для меня и кто я есть на самом деле. Мама всегда говорила, что «Vienna», должно быть, написана для меня. Эта песня научила меня с уважением относиться к старости и к смерти, показала, что есть вещи поважнее продуктивности, что в конечном итоге неважно, насколько вы хороши в чем-то. Главное быть вообще хорошим человеком. Я надеюсь, что именно таким человеком я запомнюсь для моих друзей, а вовсе не той, которая все время куда-то бежала». Вот почему «Let It Be», по мнению Тори, стала бы идеальным ответом на «Vienna». Она хотела остаться в памяти друзей человеком, который преодолел необходимость непрерывно заниматься чем-то.

Я спросил, каково, по ее мнению, будет ее маме и друзьям петь на ее похоронах. «Мне кажется, они будут очень расстроены», – предположил я.

«Ага, и это нормально, – согласилась она. – В этом-то и вся прелесть – переживать так глубоко. И я думаю, что погружаться в такие вещи – это нормально. Большую часть своей жизни я посвятила созданию пространства для горя в моей семье, в компании друзей. И со временем обнаружила, что, чем больше усилий я в это вкладываю, чем чаще говорю о своей скорби, тем охотнее люди разделяют ее. Я могу лишь надеяться, что так будет и в случае моей смерти».

* * *

Музыкальный небосклон полон ярких звезд. Именами, которые нам хорошо знакомы, музыкой, которую мы знаем наизусть. За каждым из этих имен стоят продюсеры, менеджеры, авторы песен – люди, которые формируют музыканта, точно скульптуру вылепляя его и его творческий путь. Мало кто из закулисных игроков за последние двадцать лет обладал большим влиянием, чем Ричард Николс. В основном, он известен как менеджер группы The Roots, но это лишь одна страница. Ведь было множество музыкантов, которых он наставлял, вдохновлял, склонял к сотрудничеству, которым бросал вызов, на которых злился, подталкивал и уговаривал, пока они не обрели свой истинный голос.

После того, как Николс умер от лейкемии, музыкант Questlove из The Roots написал: «Наша культура предполагает определенный отклик в таких случаях: мы должны составить своего рода заявление о преданности ушедшему человеку, оставить свидетельство о его важности, рассказать о печали, которая охватывает нас. Но нельзя сделать такого заявления, нельзя предоставить такого свидетельства, которое стало бы достаточным откликом на смерть Ричарда. Однако я могу сказать очень просто: в мире был и всегда будет только один Ричард Николс. Знаю, вы подумаете, что так можно сказать о каждом. Но в данном случае это правда»[50].

Когда Ричу диагностировали лейкемию, он завел аккаунт в Twitter – @coolhandleuk – где рассказывал о лечении и делился мыслями о смерти. Рич был из числа современных философов, которые всегда готовы встретиться с трудностями лицом к лицу. Ричард спокойно принимал то, что он может умереть, но его ближайшее окружение не могло смириться с мыслью о мире, в котором не будет Рича. Джинни Сус более 15 лет работала с The Roots, будучи на разных ролях, от продюсера до тур-менеджера, а в последнее время занималась организацией Марша женщин[51] и продюсированием коллектива Resistance Revival Chorus. Она сказала так: «Он и раньше болел, но всегда выздоравливал и казался действительно неуязвимым. Я никогда всерьез не думала, что Рич оставит нас. А потом как-то раздался звонок, и мне сказали: «Тебе лучше приехать. Мы отключаем его от аппаратов». Я прыгнула в машину, и тут же спустило колесо. Мне пришлось менять его, а потом еще шесть часов ехать до Филадельфии. Я была в состоянии шока и раздавлена горем».

В последние несколько недель жизни Рич расписал сценарий финального шоу – собственных поминок. Это была трехчасовая программа, прописанная до минуты. Когда он умер, Алексис, ассистент Николса, оповестил всех артистов, намеченных Ричардом, о том, какие песни они должны будут спеть и в какой момент. Размышляя об этом, Джинни говорила: «Рич продумал то, как люди будут справляться с его смертью. Он был продюсером и спланировал для себя путь из этого мира в другой. Этот сценарий задумывался как целительная церемония».

Эмили Уэллс, талантливая скрипачка и композитор, познакомилась с Ричардом всего за несколько лет до его смерти, однако между ними сразу же завязались близкие дружеские и профессиональные отношения. Как и Джинни, ей позвонили перед тем, как отключать его от аппаратов. Она была в небольшой группе людей, которые проводили Ричарда в последний путь. Через неделю Джинни позвонили снова: Рич вписал ее в сценарий своего поминального торжества. Он хотел, чтоб она выступила.

Эмили подробно пересказала «обряд посвящения», через который прошел каждый, приехавший в тот день на музыкальную площадку Union Transfer в Филадельфии. «Входишь – там всего один вход – и сразу натыкаешься на длинный стол с деревянными ящиками, а в них – плодородная темная земля, – говорила Джинни. – Мы все должны были погрузить руки в эту землю, а затем омыть их в воде. Мы касались одной и той же почвы и мыли руки в одной воде, чтобы почувствовать единение. Это производило поразительный эффект на всех входящих: каждый сразу понимал, что это будут необычные похороны и не получится отнестись к ним, как к рядовому мероприятию. Так же было и при жизни Рича: он не уделял времени тем, кто не отдавался делу полностью. Логично, что прощание с ним прошло в той же атмосфере… Не припомню, чтобы на чьих-то еще похоронах так сильно ощущалось присутствие умершего человека. Это было так красиво и так… смело – срежиссировать все заранее. Пришедшие на похороны ощущали его бесстрашие».