— Терпеть не могу кошек, — оголодали, таскают все подряд, царапаются, — в детстве, как моя мать рассказывала, ко мне в коляску прыгнула кошка, уселась прямо на лицо, и мне с тех пор, если в комнате кошка, трудно дышать, — занятно, правда? Вы сами насчет кошек не очень?

— Нет, я — нормально, — сказал Дьюкейн. — Простите, что побеспокоил вас, но я ищу мистера Макрейта.

— Вы, часом, не из полиции?

Вопрос заставил Дьюкейна насторожиться.

— Нет. А что, мистер Макрейт ждет, что к нему придут из полиции?

— Не знаю, чего он ждет. Я лично жду, что придет полиция, что атомная бомба свалится на голову. В вас что-то есть от ловчего.

— И все же я не полицейский, — сказал Дьюкейн.

Хотя немногим лучше, пристыженно прибавил он про себя.

— Макрейта сейчас нет. Но он скоро будет. Хотите, можете обождать.

Дьюкейн с удивлением отметил, что тягостное возбуждение бесследно покинуло его, сменившись спокойным щекочущим любопытством. Скованность исчезла. Он допускал, что отчасти напоминает ловчего, но его это не волновало. Он стал присматриваться к тому, что было поблизости, начиная с женщины, стоящей перед ним.

Высокая, в белом, с тюрбаном на голове и никакая не индианка. Да, кожа довольно смуглая, и прядки волос, выбивающиеся из-под полотенца, — почти что смоляные, зато глаза — пронзительно синие, густой, насыщенной синевы, точно Северное море в безоблачный ясный день. Дьюкейн отнес бы ее к кельтскому типу. Стоя перед ним с небрежным достоинством, свесив руки по бокам, она отвечала ему безмятежным, чуть отрешенным взглядом — так жрица с высоты нескончаемых каменных ступеней взирает на далекую вереницу паломников, что тянется к ее таинственной святыне.

Смущенный этой воображаемой картиной, Дьюкейн отвел глаза. Не слишком вежливо было разглядывать ее так откровенно и, как оказалось, так долго.

— Не говорите мне, кто вы такой, дайте-ка, я угадаю.

— Я просто из… — торопливо начал Дьюкейн.

— А, неважно! Но на случай, если вам интересно, кто я такая, я — Джуди Макрейт, мисис Макрейт, иначе говоря, — не путать, естественно, с миссис Макрейт-старшей, та десять лет как померла, мымра старая. Я — жена Макрейта, как это ни прискорбно, да и вряд ли меня можно принять за его мамашу, правильно, хоть я уже и не та, какой была, когда победила на конкурсе красоты в Риле. Победила, представьте, что вы так уставились? Могу показать фотографию. Вы женаты?

— Нет.

— Я так и думала, что не женаты, — у холостых более свежий, не подержанный вид. И не педик?

— Нет.

— А то вы мне расскажете! Это мамочки делают их такими, стервы паршивые. Может, присядете, денег с вас за это не возьму? Винца не выпьете красненького, — отрава страшная, но все же спиртное как-никак.

Дьюкейн сел на диван, накрытый тонким цветастым покрывалом, заткнутым за спинку сиденья. В комнате, заставленной вещами, было душно и пахло косметикой. Вторая, полуоткрытая дверь вела куда-то в темноту. Обстановку, помимо дивана, составляли коротконогие приземистые стулья и отлакированные до жаркого блеска журнальные столики в современном стиле, придвинутые ближе к телевизору, стоящему в углу. На столиках теснились безделушки, покрытые легким налетом пыли: вазочки, затейливые пепельницы, фарфоровые зверюшки. На одном стуле лежала дорогая, судя по виду, фотокамера. Кокетливая белая комбинация распласталась по линолеуму, уходящему в темноту дверного проема. Помещение чем-то напоминало магазин или приемную врача, носило отпечаток чего-то неустойчивого, временного, к чему не лежит душа, рождало ощущение скуки — возможно, скуки, передающейся от миссис Макрейт.

— Я перед вашим приходом не знала, куда деваться от скуки! — сказала миссис Макрейт. — Что за тоска — сидеть и ждать…

Чего, интересно, она ждет, подумал Дьюкейн. Почему-то ясно было, что ждет не мужа.

— Нет, спасибо, — сказал он в ответ на протянутый ему бокал вина.

Он заметил, что она держит что-то и в другой руке; оказалось — ручное зеркальце.

— Нос воротите, м-м? Я Макрейту законная жена, было бы вам известно, — может, желаете взглянуть на паспорт? Или боитесь, как бы не опоила вас приворотным зельем? Я — не колдунья, обыкновенный человек, как вы! Может быть, просто не любите валлийцев? Вы не поверите, сколько народу их не любит! «Тоффи был валлиец, был Тоффи плут и вор»[23], и так далее — и ведь, представьте, верят! Я-то валлийка австралийского розлива, вернее, родители — австралийские валлийцы, но потом вернулись назад, так что я родилась уже в Риле, там и заняла первое место на конкурсе красоты. Манекенщицей могла бы стать. А вы сами англичанин?

— Шотландец.

— Подумать, так же как Макрейт, хотя какое там, он — лондонский шакал, родился в Кройдене[24]. Меня, кстати, звать Джуди. Ой, извиняюсь, я уже говорила! Простите, я только схожу переоденусь.

Миссис Макрейт скрылась в соседней комнате, подхватив по дороге с пола распластанную на нем комбинацию. Минуты не прошло, как она появилась снова — в зеленом, очень коротком бумажном платье, проводя щеткой по своим смоляным волосам. Волосы, очень густые и жесткие, ложились ей на шею однородной, плотной массой, загибаясь вверх на концах и придавая нечто египетское ее облику.

Дьюкейн встал. До него теперь дошло, что поразительного было в миссис Макрейт — что она просто очень красивая женщина. Он сказал:

— Можно, я все же передумаю насчет вина?

— Решили поддержать компанию? Боже, какое пойло! За ваше здоровье! Да вы садитесь! Я тоже присяду рядышком. Вот так. Ничего, если я буду причесываться? Нет, сочувствую вам, но смотреть не на что, на мне колготки.

Миссис Макрейт, подсев к Дьюкейну, лихо закинула ногу на ногу. Дьюкейн пригубил вина. Если она и впрямь задумала опоить его приворотным зельем, он сейчас не имел бы ничего против. В комнате потянуло спиртным — очень может быть, что от миссис Макрейт. Дьюкейн догадался, что она слегка навеселе. Он скосил глаза в ее сторону.

Зеленое, низко вырезанное платье открывало затененную ложбинку округлой белой груди, послушно заправленной в лиф. Лицо миссис Макрейт, без видимых следов косметики, показалось ему теперь бледнее, матово-сливочное под ровным коричневым загаром. Жесткие черные волосы потрескивали и поднимались навстречу мерным взмахам щетки. Смуглая Леди, подумал Дьюкейн. Цирцея.

Темно-синие холодные глаза встретили его все тем же отрешенным безмятежным взглядом. Не переставая проводить щеткой по волосам, миссис Макрейт протянула левую руку за своим бокалом.

— Бип-бип!

Она легонько чокнулась с Дьюкейном и с оттяжечкой гибким движением погладила его по ребру ладони тыльной стороной руки. Взмахи щетки прекратились.