Мой кэбмен не выдержал и в сердцах выругался, когда под колеса полезла толпа чумазых сорванцов в драных одеждах. Один решил прокатиться на запятках кэба и отцепился только после того, как познакомился с кнутом кучера, ехавшей позади телеги.

Мы едва не упустили двуколку в тоннеле, разветвляющемся на несколько рукавов, но на наше счастье интуитивно выбрали нужное направление и настигли потерю незадолго до того, как она скрылась в узких улочках рыбацких кварталов. Кажется, я начинал догадываться куда правит «бульдожья морда». Запах моря усиливался, мы приближались к бухте Танверда.

Здесь, среди изобилия раскидистых пальм, кипарисов и виноградника стояли аккуратные однотипные домики, сложенные из белого кирпича. Вдоль высоких заборов, утопая в зелени, тянулась узенькая ленточка дороги, ведущей к заливу, где плескались волны, хватая языками полоски песчаного пляжа.

Двуколка погромыхала по камням и остановилась возле широких кованых ворот с изображенными грифонами. Как по команде в воротах приоткрылась узенькая дверца. «Бульдог» резво выскочил из повозки и исчез в проеме. Похоже, он прибыл на место и теперь спешил к хозяйке с докладом.

Я приказал остановиться. Дальше предстояло передвигаться только пешком. На этой улочке любой транспорт был слишком заметным и привлекал лишнее внимание. Я расплатился с кэбменом, отпустил его и, выждав некоторое время, подошел к воротам с грифонами. Предстояло выполнить нелегкую задачу: я намеревался незаметно перебраться на ту сторону и разведать что к чему.

Перемахнуть через забор не представляло большой сложности, в армии приходилось преодолевать куда более внушительные препятствия, так что основам альпинизма я научился. Лишь бы хозяева не держали сторожевых псов. Я подпрыгнул и ухватился руками за верхний край ограждения, подтянулся, сместил центр тяжести и быстро перевалился вниз.

Резко ухнуло сердце. Я огляделся. Нет, кажется, никто не спешил к месту приземления. В садике беззаботно запела птичка, даже она не боялась незваного гостя. Стараясь не оставлять следов, прошел по земле, засеянной декоративной травой непривычно яркого салатного цвета, и выбрался на порядком утоптанную дорожку. Она вела к белому домику с мансардой под красной черепичной крышей. Я дошел до конца и посмотрел вверх: из мансарды доносились голоса, один из них, резкий и неприятный, принадлежал женщине.

Взбираться по стене было гораздо труднее, чем перелезать через забор, но в итоге я все же сумел оказаться на примыкавшем к мансарде балкончике с вылепленными из глины перильцами и затаился так тихо, что услышал шум своего сердца.

Говорила женщина. Я приподнял голову и увидел ее лицо — сухое и некрасивое, с резко очерченными губами и впалыми щеками. Так выглядят люди после долгой болезни или пребывания в неволе. Она напоминала статую — была так же холодна и лишена жизни, хотя внутри все переворачивалось и клокотало, как в жерле вулкана — я распознал это с первого взгляда. В отличие от нее здоровяк с бульдожьей физиономией выглядел живой иллюстрацией картины: «Не виноватая я, он сам пришел». На какой-то миг показалось, что женщину я где-то уже видел, но вот при каких обстоятельствах? Напряг память, но не смог выудить ничего, кроме двух-трех смутных ассоциаций.

— Что это? — От голоса женщины веяло ледяным спокойствием, но я бы не стал обманываться кажущейся невозмутимостью.

— В ячейке лежала, — сообщил «бульдог».

Понятно, речь идет о моем красном наборчике для пикника. Представляю недоумение, охватившее миссис или мисс Элизабет.

— Зачем ты привез мне эту… — женщина хотела добавить слово «гадость», но все же сдержалась и заменила выражение на более благопристойное:

— …вещь?

— Дык я же говорю, что в ячейке лежала, — с виноватым выражением ответил здоровяк, не понимавший, чего от него хотят.

— Это набор для пикника. Ты когда-нибудь видел меня на пикнике? — сурово спросила Элизабет.

— Нет, но…

— И не увидишь, — добавила женщина.

Она открыла корзинку и извлекла рекламные листовки.

— Так-так, — произнесла она, вчитываясь в их содержание. — Отправляйся обратно на почтамт. Поговори с управляющим, может, он знает, откуда в моей ячейке появилась эта ерунда.

Я мысленно похвалил себя за осторожность.

— А если управляющий не захочет со мной говорить? — испуганно произнес «бульдог».

— Захочет, если скажешь, что тебя послала Леди Разбойница, — гордо отчеканила женщина.

Тут я понял, почему ее лицо кажется таким знакомым. Ничего удивительного — Леди Разбойница была знаменитостью. Вместе со своей шайкой она совершала нападения на почтовые фургоны, зачастую перевозившие вместо обычного груза деньги и драгоценности. Я видел ее дагерротипы в газетах и читал судебные материалы процесса, на котором Леди судили после поимки. У нее были хорошие адвокаты, но даже им не удалось полностью обелить клиентку. В итоге Разбойнице припаяли всего пять лет тюрьмы. Не будь она благородных кровей — вряд ли бы сумела отделаться так дешево. Закон справедлив для всех, но для некоторых он почему-то справедливей.

Говорили, что Леди фантастически везло — она всегда знала, на какой фургон стоило нападать, несмотря на вооруженную охрану и предпринятые меры предосторожности, и редко уходила с пустыми руками. На мой взгляд, везение объяснялось тем, что какой-то «жучок» снабжал бандитов информацией об отправке грузов, охране и возможных засадах. Нетрудно предположить, что «жучком» был кто-то из почтового ведомства, а после всего услышанного я стал склоняться к мысли, что информатором Леди являлся управляющий центрального почтамта. То-то мне показалось, что его правая бровь вздрогнула, когда он услышал от меня номер ячейки, принадлежавшей Разбойнице. Жаль, что тогда я не придал этому особого внимания.

Интересно, она как — в бегах или…

«Бульдог» откланялся и ушел. Я, было, решил, что пора уходить, как вдруг на сцену выступило еще одно действующее лицо. Сегодня что — вечер встреч старых знакомых?

— Миссис Элизабет, к вам посетитель, — доложил слуга в расшитой ливрее, которая ему шла не больше чем лягушонку фрак. Гораздо правдоподобнее он выглядел бы с маской на лице и дымящимся пистолетом в руках.

Упитанный мужчина, рослый, широкоплечий, с перебитым и плохо сросшимся носом. Готов поставить золотой на то, что раньше он входил в шайку Леди Разбойницы. Надо отдать Элизабет должное — на суде она не выдала никого из подельников. Среди уголовников это настоящая редкость. Немудрено, что вся шайка была без ума от Разбойницы.

— Кого еще принесла нелегкая? — проворчала женщина.

Все же каторга наложила отпечаток на ее манерах. Приличные дамы, достигшие такого возраста, выражаются, мягко говоря, иначе.

— Он сказал, что его зовут Дирком, — сообщил слуга.

Дирк?!! Телохранитель моего нанимателя — лысый крепыш, которому я задал трепку перед кабинетом Марсена. Что же, у меня были насчет него подозрения, теперь они стали принимать отчетливые очертания.