Итак, меня загоняли в комнату всеми правдами и неправдами, о чем я и сообщила Мие прямо с порога, даже не дожидаясь, пока шаги Сиэля стихнут на чердачной лестнице.

– Серьезно? – не могла я успокоиться. – Они же не думают, что я могу заблудиться после того, как сами же раз десять сказали, что академии абсолютно идентичны?

Мия пожала плечами.

– Не думают. Нас просто пасут, чтобы не разнюхивали по углам. И у тебя на лице, между прочим, написано, что ты пошла на разведку.

Еле подавила желание провести ладонями по щекам – вдруг и правда что написано? – и с размаху села на кровать.

– Я считала, что черти за соседней партой – это страшно, но… Но тут гораздо страшнее, потому что…

– Зло не очевидно, – закончила за меня Мия.

Хорошо сказано. Здешнее зло не очевидно. Что-то напрягает по мелочи – зеркала, постные рожи студентов, лучезарные улыбки преподов, вежливая слежка, но никто не тычет под ребра ножом и не кидает в подземелье. Пока что.

– Не хочу идти на этот их обед или ужин.

– Придется. Ты же не признаешь, что они победили, даже не начав соревноваться?

– Тебя не подменили часом? – всерьез встревожилась я.

Она не поняла и равнодушно швырнула мне в лицо ворох тряпок.

– Что это?

– Наша новая форма. Яда не ощущаю, можно надевать.

– Ты… Ты проверяла одежду на яд?!

– У моих лапок очень чувствительные волоски. А что?

К счастью, не только у меня паранойя, а то неловко бы вышло.

Я развернула форму на кровати и внимательно изучила.

– В чем прикол? Она почти как наша.

В меня полетел второй ворох, поменьше. Я развернула и чуть не взвыла.

– Это же семейники!

– Это твои трусы на ближайшие дни.

– Одни?

– Нет, в шкафу вторые.

– Жадины.

Я вполне комфортно чувствовала себя в блузке с короткими рукавами и «школьной» юбке, но комплект Светлого факультета предполагал примерно тот же набор, вот только на юбку ушло раза в три больше ткани самого наимерзейшего оттенка серого из тех пятидесяти, про которые не слышал разве что глухой. Почему-то мне казалось, что на той же Эсти все это смотрелось не так кошмарно. Может, нам подсунули самый старомодный фасон, который носили, еще когда Амилота был студентом? Белье нам предлагали в виде шорт в мелкий цветочек и майки на бретелях. Не спорю, на ощупь натуральнее некуда, но у меня прабабушка в таком ходила! Хоть режьте, ни за что не надену.

– Никто же не станет заглядывать мне под юбку, – решила я и закинула белье на самую высокую полку в шкафу.

Когда за нами явились, их встречали две хмурые институтки, застегнутые по самый подбородок и с подолами, почти подметающими пол. Эсти впорхнула в комнату и окинула нас подозрительным взглядом.

– Готовы?

– Как пионеры, – ответила я и уперла руки в бока. – Будут нас уже кормить сегодня или нет?

Похоже, от нас ожидали иного, носик феечки забавно дернулся, и она молча вылетела из комнаты. Мы с Мией ударились кулаками и пошли навстречу новым испытаниям.

А они не заставили себя ждать.

В столовой, такой привычной, уютно-шумной и многоголосой, было тихо как в могиле, и только с нашим появлением заиграла классическая музыка, что-то бравурное, но малоподходящее моменту. Столы сдвинули в центр и выстроили в две линии с небольшим расстоянием между ними, как раз чтобы один человек мог пройти. И вел этот коридор к отдельно стоящему столу, за которым восседала пресвятая троица – госпожа Бламс с помощницами. Я еще не перешагнула порог, как сзади налетел Рэнди и буквально оплел меня руками и ногами.

– Они хотят нас отравить и съесть по частям, – горячо зашипел он мне на ухо, обдавая легким сладковатым душком. – Зуб даю.

– На что ей твой зуб? – хмыкнул Морис. – Отдай лучше почку, от нее хоть прок будет.

Мы сгрудились в дверях, инородные, как таракан в чашке эрл грея. Но я уже пересекла черту, и столовая наполнилась аплодисментами, такими стройными, будто их месяц репетировали утром и вечером. Ректорша поднялась, и белоснежный подол растекся вокруг нее шелковой лужицей.

– Дорогие наши гости! Мы счастливы разделить с вами кров и пищу! Пожалуйста, не стесняйтесь.

Ей о нас, видимо, говорили только хорошее, потому что, когда дело касается еды, особо стеснительных у нас не водится. Я поняла, что все ждут только меня, и шагнула вперед. Чертов подол чертовой юбки угодил под каблук, и я полетела носом в пол. Что-то гладкое тут же оплелось вокруг талии, да так быстро, что меня рвануло назад, в вертикальное положение, будто ничего и не было. Я сделала второй шаг, уже без происшествий, и мы всей компанией оккупировали самые козырные места, прямо перед ректоршей, мы с Морисом оказались на одной стороне, а Мия с Рэнди – на другой. И тут даже музыканты сбились с такта. Я села и украдкой огляделась.

– Косяк, – буркнула я, и Морис кивнул. А все потому, что мальчики и девочки тут сидели раздельно, а мы бесстыжим образом презрели приличия. Но если кто-то думал, что мы быстренько исправимся… Тот слишком много думает.

– Скажете что-нибудь? – вежливо поинтересовалась госпожа Нинон. – Нашим ребятам любопытно послушать своих товарищей с дружественного факультета.

Я пнула Мориса по лодыжке. Он у нас самый языкастый, а уж его тосты мы все до сих пор не можем забыть.

– Ну, отчего же не сказать? – протянул он задумчиво и поднялся. – Мы же все друзья, фактически, братья и сестры.

Его встретили натянутые улыбки, но когда это Мориса останавливало нежелание аудитории его слушать?

– Наш многоуважаемый ректор Миллхаус Дрей не раз говорил нам: «Дорогие мои! Самое важное в жизни – это сохранить и преумножить узы, связывающие нас, таких разных, но таких похожих в своем стремлении к добру и свету». И знаете, теперь, побывав у вас, я наконец-то в полной мере осознал, о чем он. Мы с вами одна большая семья, разделенная настолько условно, что это не стоит и упоминания. Наш многомудрый ректор Миллхаус Дрей еще частенько говорил нам: «Дорогие мои, мне так жаль, что мы не можем навещать наших братьев и сестер чаще. Или лучше даже приглашать их к нам». Время, проведенное вместе, запомнится нам надолго и станет тем драгоценным воспоминанием, которое мы пронесем через всю жизнь. Наш драгоценный ректор Миллхаус Дрей говорил…

– Спасибо за теплые слова, – вклинилась госпожа Брамс. – Это очень… очень отрадно слышать.

– Если вы позволите, я продолжу…

– Пора приступить к трапезе в честь наших дорогих гостей.

Отовсюду налетели уже знакомые мне пикси, сняли крышки с блюд и унесли. Невидимые музыканты терзали скрипки, и от них хотелось выть собакой Баскервилей.

На блюде передо мной лежали креветки в сливочном соусе. Ровно три, если быть точной. Морис удивленно взирал на горку зелени, украшенную кружочками помидора. Да я