Непривычно было увидеть автомобиль на стоянке, припаркованный в один ряд с другими. Свежий слой глянцевой черной краски блестел на солнце. Автомобиль источал грубую силу, готовность в любой момент продемонстрировать свои скоростные возможности. Одно правильное прикосновение — и вся сдерживаемая энергия вырвется на волю. Как у его владельца.

Воспоминания нахлынули на Джессику, и тело ее напряглось, когда она припарковалась рядом с «Барракудой». С растущим опасением она посмотрела на фасад здания — из-за гигантской закрытой двери гаража доносилась приглушенная музыка.

Она перевела взгляд на небольшую дверь офиса справа, кусая губы и собираясь с силами. Любить Каттера и жить без него было мучением. Ее сердце екало каждый раз, когда она думала о нем. А это было так часто, что напоминало бегущую рекламную строку в ее мозгу — как новостная лента на канале Си-эн-эн.

Когда дверь офиса открылась и появился Каттер, новостная лента в голове у Джессики завертелась на бешеной скорости, она с трудом могла дышать. Поношенные джинсы и футболка обтягивали его тело — Каттер выглядел великолепно.

С колотящимся сердцем она вышла из машины и закрыла дверцу, не спуская глаз с Каттера. Он стоял с напряженным лицом, прислонившись к открытой двери. И Джессика сразу поняла, что легким этот разговор не будет. С Каттером вообще все нелегко.

Не представляя, с чего начать, она спросила:

— Как прошел благотворительный ужин с твоей интернет-поклонницей?

— Поклонницами, — поправил он. — Оказалось, Ураган Джейн — это четыре любительницы бриджа, пенсионерки в возрасте от семидесяти восьми до восьмидесяти двух лет.

Джессика приложила все усилия, чтобы не вытаращиться на него, пытаясь представить себе их ужин.

— Это было адское свидание, — добавил Каттер сухо.

Тень улыбки мелькнула на его лице. Джессике хотелось броситься на землю и сказать ему, что сожалеет о том, что она позволила своим сомнениям руководить ею. Она хотела перевести часы назад и попробовать еще раз.

Джессика почувствовала, как слезы подступают к глазам, но взяла себя в руки.

— Я говорила сегодня со Стивом. Ты был прав. Я оттолкнула его.

Каттер пересек дорожку и прислонился спиной к дверце «Барракуды». Стоя теперь на расстоянии четырех футов от нее, он скрестил свои красивые руки на груди. Он ждал.

Джессика откашлялась, чтобы прогнать страх.

— Я всегда хотела все контролировать, каждую мелочь, — сказала она. — Боялась пропустить хоть намек на проблему в отношениях.

На лице Каттера ничего не отразилось, но слова его были осторожны:

— Понятно, учитывая то, как расстались твои родители.

— Думаю, да, — пробормотала она. — Просто… все эти годы я считала, что мой брак не удался, потому что я выбрала не того парня… Трудно признать ошибки, которые сама сделала.

Он смотрел на нее все тем же открытым честным взглядом:

— Уверен, у тебя были хорошие намерения.

Нахлынувшая волна раскаяния угрожала потопить ее. Она не заслуживала Каттера. Еще ни разу, столкнувшись с его сомнительным поведением, Джессика не проявляла к нему такой терпимости и великодушия. Она всегда была настроена критически. Каждый раз когда у него не получалось соответствовать ее ожиданиям, она давала ему понять это.

— Четырнадцать лет я была абсолютно уверена, что мои родители любят друг друга. А потом вдруг оказалось, что нет. И с тех пор я не верила, что смогу распознать любовь. — Это было жалкое оправдание, и Джессика знала это. — Так что я слишком давила на Стива и оттолкнула его от себя. Мне просто нужна была…

— Гарантия, что все получится?

— Да.

Каттер смотрел на нее с опаской:

— Отсюда правила и списки.

Джессику бросило в жар:

— Это была жалкая попытка… Я хотела быть уверена, что нашла правильного парня. А ты так сильно отличался от того, что, как мне казалось, было необходимо для успешных отношений, что это испугало меня. — Слезы душили ее, и голос звучал слабо. — Но я так сильно хотела тебя… — Продолжать было трудно. — И потому все время пыталась превратить тебя во что-то знакомое мне. — Она устало потерла висок и хмуро взглянула на него: — Но ты не следовал правилам.

— Я вообще редко следую правилам, — ответил Каттер.

Джессика наконец оторвалась от машины и подошла ближе к нему.

— Каттер, ты тот самый мужчина. — Она посмотрела на него. — Мы идеальны вместе. Ты идеален для меня. — Она попробовала неуверенно улыбнуться. — Много оттенков серого и все такое. — Когда он не ответил, она достала свой последний козырь. Джессика вдохнула и проговорила самые честные слова за всю свою двадцатисемилетнюю жизнь: — Каттер, я влюблена в тебя.

Каждый мускул ее тела напрягся, и она замедлила дыхание, чтобы хоть как-то справиться с бешеным сердцебиением. Кроны деревьев шуршали на ветру. И мир ждал реакции Каттера. Она не знала, сколько длилась пауза, но ей казалось, что она сто раз умерла и воскресла.

Вдруг дверь гаража со скрипом открылась, и мужской голос позвал:

— Мистер Томпсон?

Сердце Джессики все еще бешено колотилось, она умирала от желания услышать ответ Каттера на свое признание. Она обернулась и увидела Эммануэля, стоящего в дверном проеме.

Взгляд подростка неуверенно блуждал между Джессикой и Каттером.

— Я готов укрепить тормозные колодки.

Прошло несколько секунд, прежде чем Каттер ответил:

— Возьми другой ключ. — Он кивнул на двухфутовый ключ, который подросток держал в руке: — Это чудовище у тебя в руке сломает болт.

Выражение непокорности на лице мальчика исчезло.

— А-а, — сказал Эммануэль. Затем он повернулся и направился обратно в мастерскую.

Ошеломленная этим диалогом, Джессика все еще пыталась оправиться от появления мальчика:

— Сколько он уже здесь?

— Два часа.

— А сколько он занимается тормозами?

— Два часа.

Что-то в его тоне насторожило ее и выдало его разочарование.

— Сколько времени понадобилось бы тебе в его возрасте?

— Полчаса.

Джессика поняла, как неуклюже Эммануэль обращается с инструментами, а затем снова взглянула на Каттера:

— А какая же тут выгода для Каттера Томпсона?

Он помолчал, глядя на нее:

— Никакой.

— Почему? — мягко спросила Джессика.

Прошла минута, Каттер посмотрел на нее, словно бы борясь сам с собой:

— Думаю, я принимаю бледно-серый оттенок. — Но прежде чем надежда могла укорениться в ней, он добавил: — Но я никогда не буду достаточно светлого оттенка для тебя.