Кузьмин много еще чего рассказал. И чем больше Антон слушал, тем больше убеждался в безрассудной храбрости предпринимателя. Или в непонимании истиной опасности, которая может ему грозить. Судя по всему, он неоднократно открыто угрожал местным чиновникам и должностным лицам. Фактически раскрыл свои планы внедрения на местный рынок и доказал, что станет серьезным конкурентом тем, кто на этом рынке уже присутствует. Может, все сложилось бы иначе у Кузьмина, но взятки он платить категорически не намеревался и рэкетировать себя тоже не позволял.

Антон подумал, что Кузьмин – это все же зацепочка, это ниточка, и она может вывести на тех людей, которые, по выражению Оли Рекуновой, держали город. Нужный Антону человек просто не мог не входить в этот местный криминальный клан. Самый первый возможный шаг – это попытаться припугнуть Пашутина и заставить проболтаться о тех, кто его заставил давить на Кузьмина. Вряд ли этого местного алкаша и бузотера держали в курсе всех своих затей, наверняка использовали «втемную». Вот тебе выпивка дармовая или деньги, а ты, дружок, придави там при случае этого Кузьмина. И разговор мог быть по пьяному делу. Легко таких людей, как Пашутин, подталкивать на нехорошие дела с похмелья, когда он жаждет, когда ему плохо и он настолько зол, что на все согласится ради «добрых людей».

И Антон решил остаться в Макушево ночевать. Утром у Пашутина будет похмельный синдром, вот тогда его и надо «колоть». Приняв решение, Антон разыскал участкового и не терпящим возражений тоном приказал отправляться в РУВД со всеми материалами, и по апрельскому происшествию в частности, и имеющимися планами обеспечения общественного порядка во время массовых мероприятий.

Если верить Кузьмину, командировка Антона повернется кое для кого в Каменске совсем другой стороной. Ведь его послали те, кто не знал о тайном противостоянии Кузьмина с местной властью. А тут всплывет новая ситуация, где опять фигурирует Кузьмин. Интересно, какая будет реакция начальства в РУВД?

Убедившись, что участковый Галкин уехал в районный центр на своем служебном «уазике», Антон стал выяснять, у кого можно остановиться на ночь. Оказалось, что у макушевской администрации имеется что-то вроде гостиницы. И даже с сауной. Фактически это были четыре комнаты в здании администрации, только вход устроен с другой стороны. Туалет общий, в каждой комнате раковина для умывания и две кровати.

Пришлось немного поиграть по местным правилам и дать возможность Ивану Захаровичу проявить свое гостеприимство. Антон с удовольствием пожарился в сауне и уселся за накрытый для него стол. Пришлось категорически отказаться от выставленной на стол водочки, что местного главу, кажется, огорчило, но он настаивать не стал. Ограничились хорошим чаем и ужином.

Грех было не воспользоваться таким случаем и не разговорить главу. Но ничего нового Антон не услышал. По большому счету все, что говорил Иван Захарович, сводилось к простому тезису – все такие-сякие, но каждый на свой лад. И еще – как ему тут трудно работается, но этого никто не ценит.

В восемь утра Антон был готов к беседе с Пашутиным. Сначала он собирался разыграть напористую сцену. Вломиться в дом, поднять ничего не понимающего человека с постели, потрясти удостоверением и начать требовать признаний. Но потом от этой идеи отказался. Во-первых, возможно, Пашутин полностью и не осознает, что его кто-то подкупил и на Кузьмина натравил, поэтому и не поймет, что от него требуют. А во-вторых, местный дебошир, да еще в состоянии похмелья, может спросонок огреть чем-нибудь и… придется его побить, если вообще не придется применять оружие. До этого доводить не стоило, чистейшей воды провокация, а человеку потом из-за него сидеть.

Антон избрал простой путь. Прийти по-хорошему, с бутылкой, которую он выставит, если без этого совсем разговора не будет получаться, и с нормальным допросом. Спокойно, методично, с заходом с разных сторон.

Потоптавшись у калитки, он осмотрел двор Пашутина. Говорят, что у него была жена, но года три назад уехала в другое село к матери. М-да, ведением хозяйства и элементарным порядком тут и не пахло. Двор зарос травой, везде виднелись следы запустения. Из бурьяна торчало какое-то ржавое железо, полусгнившие деревяшки, у завалинки два пенька – все, что осталось от лавки, такой типичной для деревни. Веранда покосилась и готова была рухнуть под напором хорошего ветерка. А уж окна в доме, так те казались совсем черными от пыли и паутины.

Антон заранее поморщился от предчувствия того, с каким запахом он сейчас столкнется в доме. Но дело надо было доводить до конца, и он, открыв калитку, по утоптанной дорожке прошел к дому. Ступени на веранду выглядели совсем ненадежными, поменять их надо было еще лет пять назад. Антон посмотрел на дверь, ведущую в дом, и понял, почему на него уже пахнуло затхлой кислятиной и застарелой удушливой грязью. Она была приоткрыта.

Ничего удивительного в этом, конечно, не было, учитывая состояние, в котором вчера вечером пребывал Пашутин. Нормально, теперь можно с ним и поговорить, пока у него «сушняк» во рту, голова раскалывается и сердце работает с перебоями. За стакан водки и ответы кое-какие получишь.

Антон поднялся по страшно скрипевшим ступеням и, дыша ртом, потянул дверь на себя. Обычные для сельского дома сени напоминали жилище Бабы-яги из фильмов-сказок. Тут вообще все заросло паутиной. И почерневшая тюль на маленьком оконце, и какой-то хлам под потолком и на стеллаже у дальней стены. Еще одна дверь, покрытая изодранной клеенкой неопределенного цвета и торчащим из дыр тряпьем. Антон брезгливо взялся за ручку двумя пальцами и открыл ее.

Здесь пахло совсем уж невыносимо. Грязный, захарканный «мойдодыр» у стены, под которым стояло абсолютно черное, источающее миазмы ведро, заставил поспешно отвести от него глаза, пока в горле не появились тошнотные позывы. Но взгляд бросить было абсолютно не на что. Грязная кухонька, сто лет не беленная печка. Грязная, в цветочек, занавеска прикрывала дверной проем, ведущий в большую часть дома.

Что-то знакомое, за что недавно зацепился взгляд Антона. Он опустил голову и посмотрел. Ботинок. Обычный рабочий ботинок из кирзы с двумя заклепками и стоптанным каблуком. Ботинок? Такие, кстати, выдают в исправительных колониях. Но такие можно купить и в любом магазине спецодежды или получить на складе в организации строительного или похожего профиля вместе со спецовкой и…

Кепка? Черная кепка валялась около печки, и было ей тут совсем не место. Уж такие кепки точно носят зэки в колониях. Не сидел ли Пашутин, закрутились в голове Антона мысли. Хотя при чем тут это? На волю выпускают не в той одежде, в которой отбывают.

За занавеской ясно слышалось шевеление, кряхтение, а потом еще и звякнул стакан. А ведь он там не один, понял Антон. Разбираться так разбираться! Забыв про вонь и стараясь не издавать лишних звуков, он сделал несколько осторожных шагов к занавеске и, отодвинув ее, заглянул в комнату. Это не притон, это больше походило на лежбище бомжей в подвале дома. Старая кровать, еще более старый диван с высокой спинкой. И на всем этом куча тряпья, байковые и ватные одеяла, подушки без наволочек, торчащие углы полосатых матрасов с подозрительными желтыми пятнами. И из этих куч выбирались два серых тела с грязными вихрами на головах, в серых от грязи майках и семейных трусах.