— Два раза.

— Вы меня приглашали в кафе, — напомнила я. — Вычтем один раз.

— Пфф, — фыркнул он. — Это не считается. Когда мужчина приглашает инориту на ужин, он не рассчитывает, что этот ужин откуда-то будет вычитаться. Ужины — не для арифметических действий.

— Хорошо, — согласилась я. — Тогда будем считать, что съеденные продукты компенсируются арендой артефакта против ментальной магии.

— Артефакт вам выдан как моему сотруднику, — возразил Дитрих, — поэтому за аренду с вас ничего брать не буду. Да и брать аренду продуктами… Как-то странно, не находите?

— Натуральный налог, — возразила я. — Воспользуемся опытом предков.

— Предки решили, что опыт оказался неудачным, и от такого налога отказались.

— Предлагаете вам заплатить полноценными золотыми монетами? — ехидно спросила я. — Не дождетесь. Берите пирогами, пока дают. А то и они закончатся.

Последний аргумент его окончательно добил, и Дитрих решил сдаться. Наверное, сделали свое дело объединенные усилия двух противников — собственного желудка и меня. Не знаю даже, кто ему казался более опасным, но Дитрих подвинул к себе тарелку, щелкнул пальцами, послав короткий разогревающий импульс, и начал есть, медленно, показывая, что делает мне одолжение, и только. Я поставила перед ним чашку с отваром, чтобы было чем запивать, и села напротив со своей чашкой и порцией пирога. Откусила кусочек и блаженно зажмурилась. Даже не думала, что так хочу есть. В нервотрепке этого дня совсем забыла, что обеды и ужины — не лишние, когда тратишь столько энергии.

— Зря вы не стали ужинать с Эггером. Он не стал бы вам ничего подсыпать, — заметил Дитрих. — Во всяком случае, в столь людном месте.

Потенциальная преступная деятельность Штефана сейчас меня волновала очень мало, да и упоминание о нем казалось кощунственным. Если уж прерывать тишину, то чем-то таким возвышенным, а не разговорами про преступников.

— Вам не нравится мой пирог? — оскорбленно спросила я.

— Почему не нравится? Напротив, я подумал, что поужинай вы с Эггером, глядишь, мне досталось бы больше, — подмигнул Дитрих. — Вы собирались пирог утром выбрасывать. А теперь выбрасывать нечего.

В самом деле, тарелки опустели, на них не осталось даже крошек, лишь следы жира на стенках указывали, что там что-то было. Я подлила в его чашку отвара, а больше у меня все равно ничего не было, хотя я зачем-то заглянула в вазочку, где иногда появлялись сухарики. Но если они и могли там появиться, то теперь только завтра, благо Дитрих мне действительно заплатил за отработанные дни, а значит, можно сделать небольшой запас продуктов. А пока…

— Много есть вредно, — сообщила я. — Особенно после такой голодовки.

— С моей стороны чистый эгоизм соглашаться на ваше предложение партнерства, — вздохнул Дитрих. — Наверное, вам нужно соглашаться на одно из предложений по алхимии. Смотрю, в прихожей еще пачка писем.

— Я их даже не вскрывала, — ответила я. — Вдруг там, напротив, требование не приближаться к их предприятию на пушечный выстрел?

Дитрих хмыкнул, показывая, что оценил шутку.

— А если серьезно, — продолжила я, — я хочу узнать правду.

— Я вам ее непременно сообщу.

— Нет, я хочу сама, понимаете? Мне кажется, все, что сейчас происходит, как-то связано со смертью наставницы. Я не верю, что она практиковала что-то запретное. Она была довольно нелюдимым человеком, но с острым чувством справедливости. Не могла она тайком заниматься чем-то таким незаконным.

— И что, по-вашему, там случилось?

— Ее убили, а весь этот громкий взрыв был нужен, чтобы замести следы, — уверенно ответила я.

— Линда, вы перечитали детективов.

— Я их совсем не читаю.

— Никто никого не будет убивать просто так. Должна быть причина, и серьезная, чтобы не просто убить, а сделать так, чтобы не нашли ее тело. Да что там тело! Чтобы не нашли вообще ничего.

— Мы можем не знать этой причины, — возразила я.

Конечно, Дитриху с его опытом было видней, но он не знал инору Вернер так, как знала ее я. Даже если не принимать в расчет ее законопослушность, она всегда очень серьезно относилась к технике безопасности, никогда не начинала работу, пока не убедится, что все исправно и включены защитные артефакты, в том числе — личные.

— У иноры Вернер был очень хороший личный защитный артефакт, который она не снимала, — вспомнила я. — Так вот, одной из его функций был мгновенный телепорт при критической обстановке.

— Вот как?

— Вот так. А чтобы он не сработал, должен был быть отключен. Лично я ни разу наставницу с отключенными артефактами не видела.

— Дома она могла снимать.

Мне показалось, что он это говорит несерьезно, слишком странно блестели глаза и тон был такой… провоцирующий. Но я все равно возмутилась:

— Ага, снимать и заниматься запретной магией! Дитрих, инора Вернер на такую глупость была не способна!

— Некоторые практики при произнесении заклинаний требуют снимать с себя абсолютно все, в том числе и артефакты, — заявил он.

— Не думаю, что инора Вернер на такое бы пошла, — уже с меньшим пылом ответила я.

Представить столь серьезную даму, какой была моя наставница, в голом виде и без артефактов — в этом мое воображение отказывало напрочь. Она всегда была такой солидной, с аккуратной прической, из которой никогда не выбивалось ни единой прядки, такой затянутой в тугие корсеты, впрочем, не столь уж сглаживающие ее солидные объемы. Но двигалась она легко и точно. Я еще раз попыталась ее представить безо всего и в ужасе помотала головой. Дитрих рассмеялся.

— Дитрих, это же практикуется только в традиционной магии, — вспомнила я.

— Честно говоря, о запретной я мало чего знаю, — ответил он. — Только что она оставляет характерные следы, которые ни с чем другим не спутаешь. В доме Вернер сработало именно такое, это точно могу сказать. А все остальное — она, не она, да еще в каком виде — это только догадки.

— Но вы же подозреваете Штефана. — Я даже не спросила, настолько была уверена.

— Эггера? С чего вы взяли, Линда? Только с того, что пришел Кремер с намеками, что Эггер вовлекает его жену во что-то нехорошее?

— Но как же… — растерялась я. — Вы говорили, что они родственники и что он на меня влиял…

— Из этого не следует, что Эггер мог убить Вернер. Напротив, смерть вашей наставницы ввергла его в панику. Он испугался, что раскроются его неблаговидные дела и карьера окажется под угрозой.

— Но он мог случайно, — предположила я с азартом, удивившим меня саму. — Не собираясь этого делать. Прийти в ярость, как сегодня при разговоре с вами, а останавливать его было некому.

Да уж, выглядел сегодня Штефан страшновато, пусть в руках его собиралось всего лишь что-то из погодной магии. Но такой «погодник» мог запросто прикончить соперника, даже не задумавшись, что делает. Он не выглядел вменяемым. Да и прошлый раз, в подъезде, его остановил только вопль соседки. А если при личном разговоре с инорой Вернер пошло что-то не так и останавливать было некому? Правда, он утверждает, что с ней не общался, но мог же нанести один-единственный визит?