Я сказал, что из Таиланда.

– Та-ак… Проблема. Кем она вам приходится?

– Н-невеста, – запнувшись, ответил я.

– Знаем мы этих невест, – проворчала она. – Привозите, а потом бросаете. – Она окинула взглядом убогое мое жилище и деловито спросила: – Ну, что у тебя, девочка?

– Температура сорок с половиной, – ответил я.

– Что давали ей?

– Аспирин.

– Додумались! – врач жестко глянула на меня из-под очков.

Я помог приподнять рубашку у Пат, обнажив худое смуглое тельце. Врач стала прослушивать стетоскопом. Потом дала распоряжение сделать инъекцию. Медсестра молча достала шприц и сделала укол. Я стоял истуканом и не знал, чем угодить женщинам. У меня были пустые карманы и честные глаза.

– У нее двусторонняя пневмония, молодой человек. – Женщина-врач пытливо посмотрела на меня.

– Что?

– Воспаление легких, причем в весьма тяжелой форме. Давно она приехала в Москву?

– Около месяца назад.

– Что же вы зимой повезли это теплолюбивое существо? Ей ведь надо было акклиматизироваться. Летом не могли привезти? Ведь она и снега не видела в своем Таиланде… Вот вам список препаратов, – она протянула рецепты. – Накормите свежим куриным бульоном и срочно в стационар. Иначе загубишь девчонку.

– А ее возьмут в нашу больницу? – спросил я упавшим голосом.

– Нет, конечно. Иностранку – только в платные клиники… И не тяните, по всем признакам у нее крупозное воспаление.

На ватных ногах проводил женщин…

В мои руки с другой части планеты упало маленькое существо.

Никогда я так остро не ощущал беспомощность. Мужчина, который не может содержать женщину, достоин сочувствия. Мужчина, который не в силах спасти женщину, достоин презрения. Потеряв семью, я превратился в одинокого волка, уже несколько лет отвечаю лишь за себя, моего эгоизма хватило бы на плотно заселенный дом.

Она смотрела на меня воспаленными глазами и с трудом дышала.

– Не смотри так на меня, Пат.

Отрешенный ее взгляд сведет с ума. Видит ли она меня, или перед ее горячечным взором – раскаленный полдень в ее далекой стране?

Я никогда не ухаживал за больными. Нужны деньги. Прошу денег взаймы у Красницкого. Он приносит стодолларовую бумажку. Но этого мало. Я прошу его прозвонить по справочнику в больницы, клиники.

– Что спросить?

– Скажи, что надо положить иностранку с крупозным воспалением легких. И сколько это будет стоить?

Я бесцельно мечусь по комнате, держа сто долларов в кулаке. Надо идти за лекарствами. Надо вызвать врача. Голова идет кругом.

…Поменяв доллары, я купил лекарства и вприпрыжку побежал домой. Снег трещал под ногами, люди равнодушно смотрели мне вслед. Они, наверное, думали, что я куда-то опаздываю. На работу, свидание, к открытию магазина. Но я торопился, чтобы обогнать смерть. Вороны лениво взлетали, уступая мне дорогу, я бежал, а взгляд выхватывал незначительное и пустое: неровно подстриженные кусты, бутылку, воткнутую в снег, мать с хнычущим ребенком на руках, опрокинутую урну. Все было ничтожным, раздражающим и ненужным по сравнению с тем, что я должен сделать, – победить болезнь. Ее жизнь стала моей, где начиналась ее душа – заканчивалась моя.

– Она в бреду, – сказал Красницкий, поднявшись навстречу мне со стула.

Я бросился к Пат. Она что-то шептала на своем языке, губы потрескались, влажные волосы разметались на подушке.

– Пат, ты слышишь меня? Как ты – плохо?

Она смотрела сквозь меня и не узнавала, из груди вырывался тяжелый хрип.

– Сделай ей уксусный компресс на лоб, – предложил Красницкий. – Я вызвал по телефону участкового врача.

– А она придет?

– Я на себя вызвал. А там разберемся.

Пат становилось все хуже. Через каждые пять минут я менял компрессы, она по-прежнему не узнавала меня, тихо стонала. Ее румянец на щеках становился все ярче и ярче, будто внутри Паттайи разгоралось злое пламя… Когда во взгляде ее появилась осмысленность, я тут же опустился на колени.

– Пат, милая, потерпи, мы вылечим тебя. Ты обязательно поправишься, только сильно постарайся. Сейчас придет врач. Ты поправишься, и у нас будет свадьба, хорошо?

Она слабо кивнула головой и попросила пить. Я принес ей воды с лимоном. Она выпила маленькими глоточками и снова откинулась на подушку. Я думал, что ей полегчало, но она снова впала в забытье.

А я готов был рвать волосы от досады.

Врач пришла после обеда. Красницкий пошел встречать, что-то мучительно долго говорил в коридоре – слов было не разобрать. Я тоже вышел, чтобы стать у дверей, не выпускать, если врач вдруг захочет уйти, даже не глянув на бедную Пат. В коридоре я увидел стройную брюнетку средних лет. Она укоризненно посмотрела на меня и спросила:

– Ну, где больная?

Она тоже слушала Пат стетоскопом, хмурилась, мерила температуру, которая никак не падала с сорокаградусной отметки, бегло осмотрела кучу таблеток, лежавших на столе.

– У девочки крупозная пневмония. Надо срочно госпитализировать. Сейчас же… Для иностранцев есть платные клиники…

– Я узнавал! – подал голос из коридора Красницкий. – Триста долларов в сутки. Не считая лечения и всяких процедур.

У меня голова шла кругом. Тут погибал человек, и никто не хотел с ним связываться.

– Да откуда же у меня такие деньги?!

– Обратитесь в посольство страны.

– Они три дня будут наводить справки… Это уж точно… А в нашу районную больницу можно устроить?

– Но это надо договариваться. Попробуйте обратиться к главврачу.

Она отказалась брать деньги и ушла, еще раз предупредив, чтобы мы немедленно везли больную в стационар.

– Надо везти! – сказал Красницкий. В этой ситуации он соображал гораздо лучше меня. – Я поехал по больницам, а ты давай ей побольше пить.

Хлопнула дверь, простучали торопливые шаги по лестнице. И пошел отсчет времени – времени надежды. За окном взревел двигатель – Красницкий оседлал свой мотоцикл, через несколько секунд звук мотора стих.

…Однажды в зоопарке я видел умирающую тигрицу. Она лежала, прикрыв глаза, и время от времени вздрагивала. А тигр все это время облизывал ее, жалобно ревел и все метался по замкнутому кругу. Когда она умерла, он лег рядом и уже не вставал. Ему принесли лучшие куски мяса, но он не смотрел на них. Это была огромная плачущая гора. Что с ним стало потом, не знаю.

…Я держал Пат за руку, пальцы ее стали прозрачными, а проклятый румянец – все жарче. Он сжигал ее, как пламя пожара сжигает маленькое деревце. Я тормошил ее, заставлял пить теплую воду с лимонным соком, она вяло подчинялась, вода текла по подбородку…