Практически каждый наш соотечественник, приезжавший в 60-х годах в командировку, просил познакомить его с ночной жизнью Токио, «сходить к гейшам». Приходилось всякий раз объяснять: это развлечение для престарелых президентов фирм, интереснее, и притом дешевле, сходить в кабаре.

Однажды я привел в такое заведение известного телевизионного обозревателя из Москвы. К нам за столик посадили двух очаровательных партнерш. Они танцевали с нами, подливали пиво в наши бокалы, восхищались нашим остроумием. После холодного пива и зажигательных танцев москвич шепотом осведомился, как пройти в туалет.

Я ответил, что делать из этого секрет в Японии незачем и что партнерша его проводит. Вернулся гость в большом смятении.

— Девушка все время стояла рядом, держа в руках махровую салфетку.

— Так что же тебя смутило?

— Не мог решить, что положено ею вытирать…

— Разумеется, руки! — рассмеялся я.

Не завидую китайским полицейским, которым предписано на четырех языках избавлять от недоразумений непонятливых иностранцев. Что же касается общественных туалетов, то в этой области Пекину предстоит действительно совершить «даяоцзинь», что по-китайски значит «большой скачок».

Околоточный ближе, чем родственник

Япония первой доказала, что модернизация отнюдь не обязательно должна сопровождаться «вестернизацией», то есть огульным отказом от национальной самобытности и подгонкой своего образа жизни под западные стандарты.

В Северной Америке и Западной Европе Страну восходящего солнца часто упрекают в неспособности избавиться от таких «феодальных пережитков», как патриархальность деловых связей и трудовых отношений, групповое мышление, склонность ставить общие интересы выше личной выгоды, что, мол, несовместимо с доминирующим на Западе культом индивидуализма.

Однако есть область, где именно патриархальность и общинный дух позволяют Японии быть недосягаемым лидером среди других развитых держав. Это, во-первых, гораздо более низкий уровень преступности, а во-вторых, несравненно более высокая раскрываемость преступлений благодаря сотрудничеству правоохранительных органов с населением.

Японцы сетуют: по сравнению с периодом послевоенного «экономического чуда» (50-80-е годы) количество преступлений и правонарушений в стране более чем удвоилось. В прошлом году их было зарегистрировано 3,2 миллиона, против 1,5 миллиона тридцать лет назад, когда я писал свою «Ветку сакуры».

Но все относительно. Ведь население Японии (127 миллионов человек) лишь на 20 процентов меньше, чем в России. А большинство из 3,2 миллиона зарегистрированных там преступлений и правонарушений составляют мелкие кражи и дорожно-транспортные происшествия. Тяжких преступлений было совершено менее 10 тысяч, в том числе убийств всего 1265. (В США убийств было больше в шесть раз, грабежей — в восемьдесят раз.)

Еще больше впечатляет высокая раскрываемость преступлений. Этому благоприятствуют две местные особенности. Во-первых, общинный дух, который сохранился у японцев, несмотря на то, что большинство населения составляют уже не сельские жители, знающие друг друга из поколения в поколение, а «горожане из пригородов», то есть рабочие и служащие, которые ежедневно ездят на работу в электричке из разросшихся предместий. Во-вторых, негласно существующая между соседями круговая порука и обычай откровенно делиться информацией с представителями власти. Эта традиция, сложившаяся еще при феодализме и закрепленная милитаристами в 30-40-х годах, в послевоенные годы не исчезла бесследно. Между населением и правоохранительными органами сохранилось взаимное доверие.

«Околоточный ближе, чем родственник», — гласит японская пословица. Действительно, омавари-сан, то есть околоточный, или участковый, в Стране восходящего солнца фигура столь же важная и чтимая, как ксендз у католиков. Тут сказываются особенности японской этики. Когда между двумя японцами возникает спор, чреватый конфликтом, они инстинктивно расходятся в разные стороны и ищут посредника. А на бытовом уровне для этой роли лучше всего подходит именно омавари-сан.

За семь лет, прожитых в токийском переулке, я видел своего околоточного практически ежемесячно. При первой же встрече он попросил меня не оставлять машину у дверей, а всякий раз заводить ее в гараж, дабы не загораживать проезд для фургонов зеленщика и молочника. Потом последовали деликатные советы насчет сортировки мусора, времени и места его выноса.

Однажды участковый принес подарочный набор туалетного мыла от строительной фирмы в знак извинения за шум отбойных молотков при замене канализационных труб. В другой раз попросил подписаться под коллективным поздравлением местных жителей некоей паре, отмечавшей золотую свадьбу. Увидев, что я выбрасываю пачки старых газет и журналов, омавари-сан пригласил фирму, которая за хорошие деньги стала их у меня покупать. Стоило подарить околоточному к Новому году бутылку московской водки, как он тут же принес в ответ домашнее сливовое вино. И все настойчивее допытывался: нет ли у меня каких-либо претензий к соседям? После некоторых колебаний я признался, что живущий рядом зубной врач ежедневно в 6 утра с шумом раздвигает ставни и раньше времени будит мою дочь. «Что же вы до сих пор молчали? — удивился околоточный. — Урегулировать подобный вопрос — моя прямая обязанность!» И действительно сделал это.

В нашей стране становятся традицией «Дни Японии в России». Хотелось бы в рамках этой программы предусмотреть обмен опытом в такой области, как сотрудничество правоохранительных органов с населением. Убежден, при всех различиях национального менталитета, нравов, обычаев и традиций в опыте наших дальневосточных соседей найдется немало поучительного.

Место определяет человека

Вот уже четыре десятилетия журналистский долг предписывает мне рассказывать соотечественникам о Японии и японцах. Горжусь тем, что удалось сломать некоторые предвзятые стереотипы, пробудить интерес и уважение к народу, который доказал: даже в условиях модернизации и глобализации можно жить в гармонии с природой, сохранять национальную самобытность.

Перемены в нашей действительности изменили и направленность интереса россиян к Стране восходящего солнца. Он стал более прагматичным, чаще связанным с вопросами экономического контакта. Японцы любят доказывать, будто их деловая жизнь ничем особенным не отличается. Полагаю, все обстоит иначе. В замкнутом островном государстве сложились собственная философия, этика и практика бизнеса. Случайно ли, что, наводнив мир автомашинами и телевизорами, строя повсюду заводы и скупая небоскребы, Япония отнюдь не распахивает свои двери для иностранных рабочих, не влечет к себе зарубежных предпринимателей.

Главный камень преткновения — как бы семейный характер деловой жизни. Японец руководствуется в делах не только объективными фактами, но и личными отношениями, обязательствами перед партнером, перед страной, перед своим персоналом. Не будучи японцем, трудно вписаться в плотную сеть человеческих связей, которая служит основой японской деловой этики.

Ее суть воплощают иерархия и гармония, умение знать свое место. Когда несколько японцев собираются у стола, каждый из них четко знает, где он должен сесть. Любая попытка иностранца продемонстрировать при рассадке демократизм вызывает всеобщее смятение. Японец представляет себе равенство как возможность быть с кем-то на одной ступени иерархической лестницы. Два человека, на его взгляд, могут быть равными лишь в том смысле, в каком равны соответственно два генерала и два сержанта.