— Что это она на меня так ополчилась? — шепнула Марго Ирине.

Та только засмеялась:

— Надо принимать Варвару такой, какая она есть. Валькирия, воин в юбке. Ты не обиделась?

— Нет.

— И правильно. Это все равно что обижаться на вулкан. Бессмысленно и небезопасно. Она хочет всех обратить в свою веру, и пока ей это удается. Здесь работают только единомышленники.

Тут к Марго подскочили две девушки с сантиметрами, затормошили, закрутили, заставили поворачиваться так и сяк. Она подчинялась их командам, поневоле заряжаясь их энтузиазмом. Новый, незнакомый мир открывался перед ней, и от этого на душе становилось весело.

Володя отодвинул тарелку с разваристой картошкой и, откинувшись на стуле, с наслаждением вытянул ноги.

— Уф-ф-ф! Только сейчас почувствовал, как устал.

— Ты наелся? А то у меня сегодня больше ничего нет.

— Спасибо, более чем. Ты не представляешь, как все переменилось всего за один год. Стоило отменить продразверстку и дать людям глоток свободы, как заготовки хлеба резко подскочили. Слава Богу, власти вовремя поняли, что рабский труд из-под палки непродуктивен по определению и никаких положительных результатов не дает. Народ истосковался по мирному свободному труду. Никакому нормальному человеку не хочется нарушать закон, укрывать что-то, закапывать. Добровольно сдадут, что положено, если не забирать последнее. Да ты не слушаешь меня.

Марго собирала со стола тарелки, что-то вполголоса напевая себе под нос.

— Я слушаю.

— А вот и нет. Ты такая прелесть в этом фартучке. Пойди-ка сюда.

Он поймал ее за руку и потянул к себе. Она уютно устроилась у него на коленях, не переставая мурлыкать, машинально перебирая его волосы.

— Что происходит?

— Ничего особенного.

— Не пытайся перехитрить старого волка. Что-то в тебе появилось новое, не могу понять что.

— Да так. Снег тает. Весной пахнет. Пьянею понемногу.

— Мне нравится.

— Правда?

— Да. Мне вообще нравится все, что ты делаешь. И когда ты радуешься, и когда злишься, и даже когда скучаешь. Ты ведь частенько скучаешь без меня, да, крошка?

— Бывает.

Только с этим уже покончено, чуть не добавила она, но вовремя сдержалась. Еще не время. Марго прикоснулась губами к его прохладной щеке. Запах его кожи, такой родной и пьянящий, взволновал ее. Она шаловливо скользнула язычком по мочке его уха.

— Посмотрим, насколько тебя утомили на этой твоей работе.

— Да уж не настолько, чтобы не…

Она уже расстегивала ремень на его брюках, попутно убеждаясь, что он говорит чистую правду. Она пересела на край стола. Юбка медленно скользнула к талии, обнажив длинные стройные ноги.

— Ты когда-нибудь занимался любовью с горничной, прямо как есть, в платье и фартучке?

— Никогда.

— Все когда-нибудь бывает впервые. Сегодня я твоя горничная.

— О, Марго, ты сводишь меня с ума!

— Докажи мне это.

Она откинулась назад, ощутив спиной твердую поверхность стола. Он вошел в нее поспешно, без всяких прелюдий, и это было как раз то, чего она сейчас хотела. Игра превращалась в реальность. Сладостная дрожь сотрясла обоих.

Человек в доме напротив стиснул зубы и поудобнее приладил к глазам бинокль. Дыхание со свистом вырывалось из горла, губы пересохли, бедра конвульсивно задвигались, будто это он овладел распростертым на столе телом в ярко освещенной комнате.

Володя подергал ручку, постучал, еще раз, громче. Ни звука, ни шороха. Это могло означать только одно — Марго дома нет. Он вдруг ужасно расстроился, словно она обманула его, обещала быть и ушла. На самом деле все было не так. Они ни о чем не договаривались специально. Просто она сказала, что никаких определенных планов у нее на этот день нет. Он отпросился с работы, решив сделать ей сюрприз. Поездка эта была задумана давно. Царицыно, прогулка, катание на лодке по живописнейшим прудам. Дело было за малым. Следовало только дождаться по-настоящему теплой весенней погоды. И вот такой день наступил, а ее нет. Глупо все получилось, надо было договариваться по-человечески. Володя загремел ключами в замке. В конце концов, не все еще потеряно. Она может вернуться в любую минуту.

Шорох шелка за спиной и удушливая волна терпких, крепких духов могли означать только одно — Татьяну Суржанскую.

— Воло-о-одечка! — протянула она немного в нос. — Что-то вы сегодня рано. А Марго, конечно, не предупредили. Опрометчиво, опрометчиво! Жен всегда следует предупреждать о таких вещах. Спокойнее будет жить.

Что-то в ее тоне задело Володю, именно в тоне, а не в сказанных словах, которые он привычно пропустил мимо ушей.

— Что вы имеете в виду?

— Дивный, дивный вопрос, просто классика! — пропела Татьяна. — Вы же хотите спросить, где сейчас прелестная Марго, которая день ото дня становится все прелестнее, вы не находите? Кстати, с чего бы это? Поверьте мне, у женщин это никогда не бывает просто так.

Она стояла перед ним, поблескивая хорошенькими пустенькими кукольными глазками, со слегка помятым и припухшим от долгих ночей лицом, и он вдруг ясно увидел, какой она станет через пару лет: потасканной, отцветшей, неврастенической дамочкой с остатками былой красоты на лице. Ему было и жалко ее, и противно, и в то же время назойливый червячок закопошился вдруг в виске — послушай, послушай, а вдруг ей действительно есть что рассказать. Но природное чувство чести одержало верх.

— Извините, но мне не хотелось бы обсуждать мою жену. Он поклонился ей и скрылся за дверью.

— Болван! — закричала ему вслед Татьяна. — Безмозглый трусливый кролик! Ему в открытую наставляют рога, а он корчит из себя принца крови. Да она уже месяц неизвестно где пропадает целыми днями.

.Ее голос тупым ножом резал слух. Володя подошел к зеркалу в тяжелой раме из темного дерева, оставшемуся еще от прежних хозяев, и резким движением ослабил узел галстука, почему-то вдруг впившегося в шею. Из серебристой глуби на него глянуло пепельно-серое лицо, искаженное кривой гримасой, — лицо, которое некогда принадлежало ему. Обладатель этого нового малосимпатичного лица, несомненно, верил во все те ужасные вещи, которые выкрикивала из-за двери эта женщина.

Услужливая память мгновенно воскресила перед ним облик Марго, ее по-новому блестящие, возбужденные глаза, милые песенки, которые она беспрестанно напевала, отсутствующую улыбку, словно она вдруг уносилась куда-то далеко-далеко, все то необычное, что он замечал за ней в последний месяц. Он был так уверен в ней, что никакие непрошеные мысли не нарушали его покой. А теперь? Как ему жить теперь? Болван, вот уж воистину болван.

Володя достал из шкафа непочатую бутылку водки, налил полный стакан и, не поморщившись, залпом выпил.