Потом сел и налил себе еще чаю. Где еще такого хорошего попьешь? Бодрящего.

Заодно нарисовал на бумажной салфетке спираль Бруно, как ее помнил. Солдатикам на отсечных позициях быстровозводимые преграды ох как понадобятся в наступлении. Как там Вахрумка учил? Занимать только высоты, оставляя насквозь простреливаемые низины врагу. Очаговая оборона. Ротные опорные пункты. Только вот пулеметами стоит насытить их по максимуму. Хоть старьем с черным порохом, лишь бы очередями строчило.

Вторая салфетка ушла на схему такого опорного пункта.

Третья извелась на массивный разборный станок-треногу для гатлинга. Все равно он легче и удобнее будет пушечного лафета времен войны янки с дикси, на которые его сейчас ставят.

Четвертая салфетка была использована на неожиданную идею — совместить наш «Гочкиз» с калашниковским «Печенегом», который поступил к нам в роту, когда я на дембель собирался. Хрен, конечно, удастся нам с Гочем повторить технологии XXI века, но инструктор по освоению нового оружия как-то заметил, что такая система эжекторного воздушного охлаждения есть только у двух пулеметов в мире — английского «Льюиса» и русского «Печенега». Вот с системой «Льюиса» поиграть можно, в том числе и его дисковым магазином, который всяко удобнее нашей жесткой кассеты. Кстати, и пружины он не требует. Если звезды сложатся как надо, то я получу ручной пулемет весом не более 15 килограммов.

А это уже будет прорыв.

Тогда можно будет в полный рост ставить вопрос о тактике просачивания штурмовых групп с захватом ими траншей и командных пунктов противника. А за ними пускать уже линейную пехоту для развития успеха.

А для этого… Одного ручного пулемета мало.

Требуется еще маленькая короткоствольная траншейная пушечка. А то издал король приказ, что «всякий артиллерийский начальник обязан принять все возможные меры к немедленному уничтожению или приведению к молчанию каждого замеченного на участке его ответственности вражеского пулемета». Написать легко, а вот попробуй из трехдюймовой дивизионки да с закрытой позиции заставить пулемет в ДЗОТе замолчать. Когда в зарядном ящике почти одна шрапнель, а пороховая граната перекрытие в два наката бревен не берет.

Калибра в 37 миллиметров для такой пушчонки будет достаточно, на станке типа русского «Максима», да даже на колесах от гатлинга, чтобы с полукилометра забросить прямой наводкой полукилограммовый снаряд с начинкой в восемьдесят граммов черного пороха точно в пулеметную амбразуру ДЗОТа. Дальше километра из нее не стрелять, но требуется, чтобы на этом километре пушка была точной, как винтовка.

Тут на первых порах пойдет штатный стволик для пристрелки мощных береговых орудий флота, что в городе на механическом заводе делают. Это чтобы дорогущие снаряды в двенадцать дюймов зазря не тратить. Потом можно будет такие стволы специально наклепать длиннее или короче, как себя покажут. Затвор проще некуда — ручной поршневой в два положения. Никакой автоматики. Все просто и примитивно до безобразия. Очень дуракоустойчиво…

Лафет вообще деревянный, только местами железом окованный, чтобы в каждой мастерской, в каждой кузне можно было такой сваять — сколько той пушчонке в траншее жить? Чтобы легко разбиралась и переносилась тремя солдатами расчета — из тех, что здоровьем побогаче.

Прицел вообще винтовочный поставить — бить придется только прямой наводкой.

И щит обязательно, чтобы царская 8-миллиметровая винтовочная пуля не пробивала в упор — из гомогенной катаной брони миллиметров пять-шесть толщиной.

Очень компактную пушечку надо сделать, чтобы можно было и по траншее ее таскать, и в любое пулеметное гнездо воткнуть.

Назвать же ее просто и неприхотливо — «37-миллиметровая пехотная пушка», потому как обучать из нее стрелять надо будет простых пехотинцев. И подчинить такое орудие командиру пехотной роты, на край комбату. А то пока тут вся арта минимум дивизионного уровня. Пока до нее докричишься с переднего края, пулемет вражеский уже позицию сменил…

Так идея нарисовалась. Дело осталось только за Гочем — все окончательно сконструировать…

— Что это тут у вас? — раздалось над ухом.

Хотел было дать со всей дури по шаловливой ручонке, но, узрев генеральский обшлаг, остановился на ходу и мягко, но настойчиво выдернул салфетку, надорвав ее, из рук генерал-майора, того что из разведки.

— У вас допуск есть? — спросил я, не вставая со стула и спешно собирая разбросанные по столу салфетки.

— Есть. У меня все есть, — ответил генерал, садясь напротив меня и наливая себе уже слегка поостывшего кипятка из самовара. — Я все же из разведки, штаб-фельдфебель. И не последний там чин.

О как! Меня уже на место ставят.

— Не обязательно, — нагло ответил я. — К примеру, все встреченные мною офицеры контрразведки нужными допусками не обладали.

— А вы, оказывается, и есть тот самый Кобчик, которому каждый день воздает хвалу моя жена. — Генерал показал чайной ложечкой на надпись в основании самовара «Кобчик-патент».

— Да, это я, экселенц, — не стал я запираться. — Это мое изобретение.

— Сегодня же обязательно похвастаюсь жене, что свел знакомство с вами, — генерал протянул через стол мне свою ладонь, и я ее пожал. — Саем Молас, генерал-майор. Как вы уже знаете, я новый второй квартирмейстер штаба ольмюцкой армии. До того воевал на северном фасе Западного фронта. Также в разведке. А до войны преподавал в Академии генерального штаба. Доктор философии. Профессор. Буду рад вам помочь, чем смогу.

— Хорошо, ловлю вас на слове, экселенц. Мне край как нужна воздушная съемка всей трассы прорыва бронепоезда. Для планирования операции.

— Боюсь, что тут не все от меня зависит, — возразил генерал. — Фотопластинки часто невнятные получаются, хотя и создан специальный фотографический аппарат, и даже поставлен на дирижабль. Найдена оптимальная скорость движения, высота и прочие тонкости, но…

— Фотографический художник Данко Шибз как-то говорил мне о кинематографической камере с целлулоидной пленкой, — рассказал я ему то, что сам от Шибза слышал. — Движение картинки возникает оттого, что протягивается восемнадцать кадров в секунду, и нам кажется, что изображение движется. Может, стоит заснять нужный маршрут на такой киноаппарат и потом выбирать отдельные удачные кадры уже с пленки? Всяко их там больше будет, чем можно пластинок заснять за то же время.

— Хорошо, я свяжусь с ним, — пообещал генерал. — Он же конструктор большого фотоаппарата для воздушной съемки. Так что мы знакомы с ним еще по зимней презентации этого чуда в генштабе.

Он допил свой чай и поставил стакан на стол.

— Надеюсь, мы еще увидимся, — сказал генерал, вставая. Вроде вполне доброжелательно.