— Жанн, — голос у него явно осекся, когда он увидел ее с вымазанной кефиром спиной, — что с тобой?

— Ничего особенного. Перегрев головы, ожог спины и обильные потертости нижних конечностей. До шоссе и там до автобусной остановки. Видишь?

Жанна закинула назад ноги и оттянула носочки, чтобы Миша мог рассмотреть кровавые лепешки на пальцах.

— Да, и чуть-чуть отравления некачественной»«газировкой. Пить как бы очень хотелось. Доволен? Теперь уходи.

Он что-то едва слышно пробормотал, чуть откашлялся и решительно произнес:

— Так, женщина, вам спасибо, вы свободны. Я сейчас сам во всем разберусь.

Галя, чувствуется, набрала в легкие воздуха для категорического отлупа, но Жанна, как ни была слаба, успела первой:

— Здесь я хозяйка, и я решаю, кто остается, а кто уходит! Статью о доступе в жилище без разрешения хозяев знаете, господин недоучившийся юрист? Вот это она и есть. Очистите помещение!

— Детка…

— Все, выросли детки и поумнели! Убирайся!

Жанна, не в силах встать или повернуть саднящую шею, не видела ни Миши, ни Гали, но по звуку бессловесной возни поняла, что дворничиха без церемоний вытолкала чемпиона за дверь и уже на площадке присовокупила на словах что-то весьма нелестное в его адрес.

— Не тошнит больше? — спросила она, вернувшись.

— Нет. Нечем. Я с утра ничего не ела. Можно я спину обмою?

— Я сейчас сама вытру. Лежи.

«Что-то затянулись эти процедуры с обмазыванием», — подумала Жанна, когда Галя щедро мочила ей спину ментоловым лосьоном.

— Щас встану.

Жанна немного посидела на тахте, стараясь поймать ловко увертывающуюся от нее голову, заверила Галю, что почти в порядке, дала ей пятьсот рублей и проводила.

— Я позвоню попозже — только ты трубку бери, а то я беспокоиться буду, ладно?

— Угу. Спасибо.

— А… цветы эти… он тебе?

— Да… Это он умеет.

Галя, ворча себе под нос что-то неизбывное — о козлах мужиках и бабах-страдалицах, — удалилась. Жанна поплелась на кухню и заварила зеленый чай. Потом взяла из сумки мобильник и посмотрела пропущенные звонки. Их было четыре, и два из них — Мишины. Он все-таки звонил, когда она была в пути.

«Но это уже не имеет значения. Таких вещей прощать нельзя».

Но розам, уже полностью раскрывшимся, прохладной воды она все-таки подлила, потом расстелила постель и легла, прикрывшись тонкой простынкой.

«Оклемаюсь ли я до понедельника — вот в чем вопрос?»

Зазвонил телефон.

— Ты как? — спросила Галя. — Открой, я поднимусь.

Жанна нехотя поплелась в прихожую. Галя появилась с каким-то пакетом в руке.

— Вот, хахаль твой привез.

— Чего?!

— Хахаль привез. Он ждал меня на лестнице, сказал, что сейчас привезет лекарства, что в аптеках не продают. Только, сказал, раньше чем через три часа вторую таблетку не пей. Ложись, я тебя еще намажу.

«Это становится совсем неоригинальным», — подумала Жанна, но спину подставила.

— А что это за парень? — между делом поинтересовалась соседка.

— Коллега мой.

— Живешь с ним?

— Было, — нехотя призналась Жанна. — Но теперь все.

— А что случилось?

— Да приревновал к какому-то мужику случайному и уехал. Вот я полдня по жаре в Москву и теребенькалась.

— Хоть побеспокоился.

Мазь, видимо, была профессиональная, сильнодействующая, боль почти сразу утихла, хотя на ее место пришло малоприятное онемение.

— Получше? — спросила Галя.

— Да. Но спины я не чувствую. Как будто ее откусили.

— А тебе надо? Главное, не болит. Ноги промажь.

Галя ушла. Жанна легла и стала смотреть по третьей кнопке «Касабланку». В половине десятого зазвонил телефон.

— Детка, как ты? — услыхала Жанна неуверенный Мишин голос.

— Получше, спасибо за лекарства. Но я уже не твоя детка. У меня теперь другой хозяин, побогаче. Визиточку мне не вернешь?

— Послушай…

— Нет, хватит. Теперь уже точно все.

— Ну, прости меня…

— Уже простила. Но больше не звони. Я ложусь спать. Спокойной ночи.

Не дослушав ответа, Жанна положила трубку. Пусть осознает. И привыкнет к мысли, что все между ними кончено. Ничего, к среде утешится. В крайнем случае, к пятнице. Ночь Жанна проспала относительно спокойно, только тяжелый ком, образовавшийся в голове, больно стучал изнутри по черепу, когда она переворачивалась.

«Кажется, волдырей нет, — рассуждала Жанна на следующее утро, разглядывая спину через плечо в зеркало. — Но кожа облезет. Хотя этого никто не увидит».

Лицо было чуть воспалено, но вчера Жанна даже не заметила этого. Щеки ввалились, и гулко, отдаленным громом, урчало в желудке. Она не ела больше суток.

«Да, Мишенька остался бы недоволен, — злорадно подумала Жанна. — Еще ведь килограмма полтора за вчерашний день скинула. Черствеет булочка, усыхает прямо на глазах».

Но настроение было довольно сносным. Выйти она сможет только к вечеру, а сейчас можно отдаться чистой науке. Жанна подкормила розы, источавшие слабый терпкий аромат, и села за компьютер.

Около часа дня позвонил Миша.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально.

— Хочешь, я договорюсь с Павлом, чтоб ты посидела дома еще пару дней?

— Если надо, могу позвонить ему сама. И как бы ты стал мотивировать свое во мне участие? Что чуть не угробил меня?

Он не знал, что ответить.

— Можно я приеду?

— Нет, конечно. Извини, я занимаюсь.

Часов в пять, когда спала жара, Жанна отправилась в магазин — здоровье пошло на поправку семимильными шагами, все запасы из холодильника были съедены. Ноги она с трудом втолкнула в китайские тряпичные тапочки, предназначенные для ношения на отцовской даче. Голова еще пыталась вырваться на свободу, но Жанна уверенно пресекала эти попытки. Вернувшись, обнаружила на автоответчике покаянный монолог в исполнении Миши:

«…Я понимаю, что не должен был так поступать, и очень, очень извиняюсь. Я вел себя как последняя скотина, но дай мне, пожалуйста, шанс. Я не хочу расставаться с тобой».

«Вот мужская логика — знает, что вел себя, как скотина, и просит взять его назад. А зачем мне скотина, если разобраться? — подумала Жанна, выслушав Мишины излияния еще пару раз. — Нет, адвокат из него никакой. Обвиняет он куда лучше, чем просит о снисхождении. Ему в прокуроры лучше податься. Меньше чем «десятку» он даже за воровство в супермаркете просить не будет».