Тем же вечером Пегги с синим псом прибегли к хитрости, чтобы попытаться застигнуть врасплох доктора Скелета во время его ночного обхода. Когда сад начал погружаться в темноту, они покинули здание и сели в засаду позади одного из пьедесталов. Они надеялись таким образом укрыться от анестезирующего газа, который на минуту опережал появление хирурга.

Но, увы, попытка не удалась. Едва они скрючились за каменным цоколем, как почувствовали, что глаза их закрываются сами собой. Врач без труда определил местонахождение еще бодрствующих пришельцев и мигом направил струю газа в сад. Пошатываясь, Пегги Сью зажала рот руками и, пока приступ паники еще не накрыл ее с головой, сообразила, что может вся исцарапаться, если потеряет сознание в гуще терновника.

Она уцепилась за пьедестал, изо всех сил стараясь не свалиться кулем наземь. Под подошвами похрустывали коварные колючки. Стоит ей сейчас упасть, и она поранит и руки, и коленки, и в местах порезов покажется кровь… В последние три секунды ясного сознания она успела сунуть синего пса под мышку и преодолеть три метра, отделявших ее от плоского камня, на который она и легла. Тело ее стало рыхлым, перед глазами проплывали круги и растворялись где-то за пределами восприятия.

Как и вчера, она погрузилась в сон в тот миг, когда шаги мастера ночной хирургии сотрясли плиты ротонды. Уже теряя сознание, она краем глаза увидела исполинский силуэт, шествовавший на фоне развалин. Человек в шлеме, в доспехах, подобно средневековому рыцарю. А потом ее веки захлопнулись.

* * *

Когда она очнулась на следующий день, оказалось, что она лежит на камне навзничь, раскинув руки, словно готовая к ацтекскому жертвоприношению. Одежду на ней вновь изрядно порезали скальпелем. Даже подошвы полукед были разрезаны продольно на две части. В ходе осмотра опасное лезвие ни разу не зацепило ее кожу, что говорило о виртуозном владении хирургическим инструментом и сноровке. Плохими словами помянула она доктора и его дурацкий обычай оставлять людей в чем мать родила; теперь она не могла добраться до здания, не напоровшись на колючки. Она соединила половинки башмаков так, чтобы они плотно обхватывали ногу, и обмотала их кусками ткани, отодранной от рубашки. Это было почти так же легко сделать, как соединить половинки ореховой скорлупы и связать их веревочкой. Но как бы то ни было, ей удалось надежно предохранить ноги от устилавших тропинку колючек. С дремлющим синим псом на руках она просеменила к собору, причем заменявшие обувку чехлы на ее ногах смотрелись, прямо скажем, не шикарно.

«До того как заснуть, я что-то разглядела, – вспомнила Пегги. – Рыцарь в латах… как в том предостерегающем сне, который я видела в поезде перед прибытием в Исенгрин».

Утро выдалось росистым, знобким, и она боялась простыть. Голова после наркоза была тяжелей чугунной бабы. Она вошла в здание в надежде раздобыть хоть что-нибудь, чем можно было бы прикрыть наготу. Когда она проходила мимо сухостойного дерева, что-то заставило ее остановиться. Ствол-то был трухлявым, а на ветках, еще вчера смахивавших на корявые сучья, теперь проклюнулись листочки.

Не настоящие листья, нет – розовые, мясистые, вылепленные из необыкновенного заменителя плоти, используя которую, доктор Тайна и совершал свои повседневные подвиги.

Пегги обошла вокруг дерева, обеими руками прижимая к себе синего пса. Это был дуб-великан, полый внутри, по иссохшим венам которого более пятидесяти лет не текли живительные соки. Ночной хирург не выдержал этого унылого зрелища и приделал к дереву листики. Листики из теплой плоти, мягкие, как крохотные ладошки гнома. Ну очень миленькие.

В самом здании ее поджидал еще один сюрприз. На этот раз врач набросился на державшие свод колонны, которые снизу доверху расщепляли длиннющие трещины. В разломах в камне он установил скобки; то же самое обычно делают хирурги для лечения сломанных костей. Правда, изготовлены эти длинные блестящие штуковины были из неизвестного Пегги металла. Зазоры между щелями были забиты искусственной плотью для укрепления всего архитектурного ансамбля.

«Эх ты, дятел бесклювый! – мысленно взорвалась Пегги. – А почему еще шину не наложил и костыли к колоннам не приставил?»

Неужели доктор Скелет принял колонны замка за ноги начинающего горнолыжника?

Ее просто убивала эта пропасть, отделявшая техническое совершенство операций от непролазной тупости, характерной для всех мероприятий таинственного врача. Интересно, он сознательно действовал наперекор всякой логике, лишь по воле своих галлюцинаций, или же за всеми этими явными отклонениями скрывался некий секретный план, остававшийся пока что для Пегги тайной за семью печатями?

Не без смущения она в очередной раз пошарила в бездонном Себастьяновом рюкзаке и откопала кое-какую одежонку; к сожалению, больше там ничего не было, в следующий раз ей придется сплести себе набедренную повязку из розовых листочков!

В ожидании пробуждения синего пса Пегги попыталась собраться с мыслями и силами.

А на земле, в груде строительного мусора, мышь перестала походить на мышь. Шерстка ее пообтерлась и выпала, и на ее месте поблескивала тонкая чешуя. Она уже не перебирала мелко-мелко четырьмя лапками; теперь она растянулась и косолапила как бы лежа на полу, словно ящерица пустыни. У нее больше не было ничего общего с тем обаятельным грызуном, которым она была еще два дня назад. И этому превращению, несомненно, поспособствовали вживленные доктором Скелетом органы. Та же история случится однажды и с Себастьяном! Это просто вопрос времени. Его излечили от проклятия песка, о’кей, большое спасибо, но эта операция сделает из него монстра.

У Пегги возникло неудержимое желание расплакаться. Когда дела идут все хуже, поневоле начнешь сдавать. К тому же она отчаялась застигнуть ночного хирурга за работой. Чем дольше она чего-то выжидала, тем больше сама подвергалась риску лечь на операционный стол. Рано или поздно она поскользнется, зацепится за какой-нибудь обломок чего-то и поранится. Или какой-нибудь камень оторвется от свода и рухнет ей на голову. Вот так она и станет идеальной пациенткой…

А Пегги совсем не улыбалось жить с мозгами крокодила в черепушке!

Девочке не сиделось на месте, и она принялась бегать по маршруту Развалины – Сад и обратно. Каждый раз, проносясь мимо перебинтованных статуй, она морщилась, как от зубной боли.

Неужели под своими повязками статуи с обезображенными физиономиями наращивали мясцо? Вероятней всего, да, ведь в этом материале содержалась некая жизненная сила, способная излечивать даже смертельные раны. Девочка усмехнулась, вспомнив про всякие чудо-клеи, на все лады расхваливаемые рекламой… Ура! Нашим суперклеям по силам восстановить любой предмет, разбившийся даже на тысячи осколков! Розовая же плоть, которой пользовался доктор Скелет, была вне конкуренции, хотя чем-то отдаленно современные клеи она напоминала. Что только она не скрепляла: дома, животных, людей, саму плоть, дерево, камень! Этакий универсальный бальзам на любые раны, бальзам, заживляющий все.