«Да, – подумал про себя Егор. – Видать, здесь и не пахнет мужскими руками». Подойдя к двери, он постучал. Сердце его бешено колотилось. Стук в оконце также ничего не дал. Везде было тихо. Поняв, что хозяев нет дома, Егор решил дождаться их, а чтобы не терять время, нашёл во дворе старую лопату и начал забрасывать воронку огородной землёй.

Он сильно устал, тем не менее решил во что бы то ни стало довести работу до конца и сделать людям добро, пусть и небольшое.

В процессе работы Егора как будто прострелило. Спиной он почувствовал, что за ним наблюдают. Он медленно обернулся и увидел Настю.

В этом неловком положении он простоял минуту или даже больше. Егор узнавал Настю и не узнавал. Перед ним на костылях стояла сгорбленная женщина и как-то вопросительно и недоверчиво разглядывала незнакомого мужчину. На ней были длинная юбка и старый мужской пиджак коричневого цвета в тонкую белую полоску. Голову венчал ситцевый платок из чёрной ткани в белый горошек, а единственная нога была обута в старый солдатский сапог.

Держась за костыль, рядом стояла Полина и тоже вопросительно взирала на незнакомого дядю. Девочка была не лучшим образом одета.

Егор распрямился и повернулся к прибывшим хозяевам дома. Но что-либо сказать им он пока не мог, точнее, был ещё не готов, поскольку в сознании крутился какой-то вихрь из обрывков воспоминаний и пережитого, а в горле стоял ком. Первой молчание нарушила Анастасия:

– Солдатик, ты что тут ищешь? Зачем зарыл яму? Ведь она нас спасала от бродячих собак и нежеланных гостей.

И, уже начиная злиться, перешла на крик:

– Какого чёрта тебе здесь надо? А ну пошёл вон отсюда, не то позову сейчас патруль, живо упекут тебя куда следует.

Полина обняла мать за ногу и почему-то заплакала.

Наконец Егор пришёл в себя и успокоил хозяев:

– Пожалуйста, не беспокойтесь и понапрасну не расстраивайтесь. Я ваш старый знакомый и зашёл навестить, – произнёс Егор, идя им навстречу, чтобы открыть калитку.

– Какой, к чёрту, ещё знакомый? – не унималась Настя. – А ну давай быстро раскапывай яму или проваливай отсюда.

– Настя! – не выдержав, рявкнул Егор. – Я ехал вместе с вами в поезде, а потом мы попали под бомбёжку. Вас тогда… – Егор замешкался. – Ну все подумали, что вы погибли, а Полину я спас и передал Антонине Викторовне, вашей соседке, поскольку… – Егор вновь замешкался. – Поскольку ваша мама и муж погибли тоже при бомбёжке.

Воцарилось молчание, прерываемое всхлипываниями Полины. А Анастасия смотрела куда-то сквозь него, о чём-то глубоко задумавшись. Егор нарушил это молчание:

– Боюсь, вам трудно будет меня вспомнить, поскольку виделись мы давно. А приехал я по просьбе вашей соседки, Жердевой Антонины Викторовны, но, к сожалению, она уже умерла.

Анастасия продолжала недоумённо взирать на Егора, затем, закрыв лицо руками, расплакалась. Егор подскочил к ней и поддержал её, иначе она просто бы упала.

Успокоившись, Анастасия пригласила Егора в дом. Там, в темной и неухоженной комнате, она тоже некоторое время плакала, усевшись на табурет и положив рядом костыли. Полина не отставала от матери и плакала вместе с ней, обняв руками за талию.

– Ну хватит, хватит вам плакать, девчата, – успокаивал их Егор. – В конце концов всё образумилось и, думаю, скоро всё наладится.

– Образумилось?! – вдруг резко выкрикнула Анастасия. – Ошибаешься, солдатик. Никому мы здесь не нужны, хоть головой о стену бейся. И зачем меня тогда спасли, лучше бы я осталась лежать под вагонами, как многие другие люди.

Так, в течение часа Анастасия сумбурно изливала свою душу, поведав о постигших её несчастьях, а Егор успокаивал её как мог.

После чего женщина как-то странно глянула на ошеломлённого Егора уже сухими глазами и произнесла:

– Ладно, забудем, солдатик. Давай лучше выпьем.

И она достала из стола недопитую бутылку самогона и кусок варёной свёклы.

– Садись, помянем всех, раз объявился.

Опять Егора терзали противоречивые чувства. Только сейчас он понял, что зря ввязался во всё это. И хотя он желал увидеться с Анастасией из любопытства, эта женщина вдруг стала неприятна ему своей безнадёжной потерянностью и пьяной разнузданностью, что было замечено им сразу при встрече. Ему захотелось уйти отсюда и скорее вернуться домой. С другой стороны, искренне стало жаль Полину, эту худенькую девочку, которая делила весь ужас тягостного существования своей матери, не выдержавшей ударов судьбы.

Внутренне он был возмущён безнравственными и равнодушными действиями администрации дома ребёнка. Куда они глядели?

Пока он так думал, Анастасия залпом выпила стакан самогонки и, налив второй, предложила Егору.

– Что, брезгуешь? – проговорила она заплетающимся языком, видя, что он не проявляет большого желания пригубить это пойло. – А, все вы так. Сначала пугаетесь калеку, до первого стакана, а потом сразу сладкой становлюсь.

И она вновь вознамерилась опустошить стакан с самогоном, но Егор подскочил к ней и выхватил его, разлив содержимое до половины.

– Что ж ты делаешь?! Дочку-то хоть пожалей, дура. Посмотри, ведь она совсем голодная, аж просвечивает. Тебе что? Зальёшь шары и нипочём, а ребёнок страдает. Зачем же ты тогда её брала из детдома? На погибель, что ли?

Анастасия, уже опьяневшая, оттолкнула левой рукой Егора, а правой ударила по столу, да так, что стакан слетел на пол и покатился в дальний угол. Затем, тупо уставившись перед собой, со сталью в голосе произнесла:

– Я мать! И нечего мне тыкать и указывать, как жить. А если тебе не нравится – уматывай отсюда. А Полюшку я свою люблю и в обиду никому не дам.

И найдя взглядом дочь, запинающимся голосом произнесла:

– Иди ко мне, моя заинька. На, поешь, – и она протянула Полине кусок варёной свёклы.

Девочка взяла свёклу и, забившись в угол, как мышка, начала грызть.

Егор разошёлся не на шутку. Лицо у него раскраснелось, нижняя челюсть выдвинулась вперёд и слегка подрагивала. Он взял за плечи Анастасию и встряхнул. Дождавшись, когда её отуманенный взгляд остановился на нем, произнёс:

– Вот что, милая, это твоя жизнь, и ты вольна делать с ней всё, что тебе заблагорассудится, я тебя не осуждаю. И, думаю, мало у кого повернётся язык судить тебя после того, что ты перенесла. Но губить ребёнка я тебе не дам, слышишь, не позволю! Прямо сейчас я Полину забираю у тебя и возвращаю обратно в детский дом.

И не откладывая в долгий ящик, Егор отпустил её плечи и, взяв на руки извивающуюся Полину, пошёл к двери.

Конечно, с его стороны это выглядело очень жестоко, однако это было единственным и справедливым в данной ситуации, чтобы вернуть ребёнка к нормальной жизни.

Не дойдя до порога, Егор услышал позади себя грохот. Не останавливаясь, он вышел во двор. Начинало темнеть. Чтобы не упасть, он осторожно стал продвигаться по двору, помня о не засыпанной до конца воронке. Сердце его бешено стучало. Неожиданно Егор обернулся, Анастасия ползком догоняла его. Ухватившись за его левую ногу, она крепко обняла её руками и то ли зашипела, то ли зашептала: