Джесс по-прежнему смотрел на Коко холодными глазами. Это выводило ее из себя, однако она не могла позволить себе в отместку игнорировать Джесса.

Джесс нарочно не закрывал за собой воду. Всякий раз Коко, подавляя глухое раздражение, вставала и закручивала кран. Тогда Джесс открывал другой. Коко постоянно бегала из кухни в ванную и обратно. Вскоре при звуке льющейся воды Коко начала впадать в бешенство. Поняв, что еще немного, и она свихнется, Коко сделала Джессу замечание.

— Закрывай кран, если не пользуешься водой! Отношения с Джессом обострялись все больше. В такой взрывоопасной ситуации самая мудрая тактика — прибегать к нейтральной лексике. Коко постепенно овладевала искусством балансировать на грани, но для этого нужны правильные слова. Она все чаще заговаривала с Джессом, чисто по необходимости: «Ты сегодня обедаешь дома или в городе?», «В котором часу ты собираешься принять ванну?», «Сколько денег тебе дать на обед?», «Я должна подписаться под твоим домашним заданием?»

Разговаривать даже подобным образом оказалось невероятно трудно. А ведь Коко всегда казалось, что общение — пустяковое дело. Но теперь приходилось учиться заново.

Коко упорно гнула свое, изо дня в день, и Джесс, поначалу игнорировавший ее, понемногу начал оттаивать.

— Сегодня хочу приготовить рыбу. Запеку-ка я палтуса в сливочном масле, на гарнир отварю брокколи. А ты как, опять обойдешься гамбургером?

— Не-а, сегодня по телеку классная программа, так что я буду дома.

— Значит, и есть будешь дома?

— Да. А ты смотрела когда-нибудь «Восемнадцать»? Ну, с мистером Т… Просто отпадный фильм!

Пришлось и Коко смотреть вместе с Джессом идиотскую драму. Джесс был на седьмом небе. Покатываясь со смеху, он все время посматривал на Коко, приглашая разделить его восторги. Коко посмеялась за компанию. Ребенок ведь, приходится идти на уловки. Коко с грустью вспомнила о Рике, с которым можно не притворяться.

А Рик все не возвращался и не возвращался. Уже и сроки вышли. Отпуск давно истек. Наверное, с отцом совсем худо. Коко проводила время в обществе Джесса. В странной ауре этого дома ей даже стало казаться, что никакого Рика вовсе не существовало.

Мало-помалу Коко и Джесс начали разговаривать не только тогда, когда этого было уж совсем не избежать, — и Джесс немного смягчился. Однако нельзя сказать, что он утихомирился окончательно.

Однажды Коко, сев писать письмо, обнаружила, что перья у всех авторучек безнадежно испорчены. В другой раз, когда Коко сидела в туалете, Джесс отверткой сломал замок в двери. Но шло время, и козни Джесса явно изменили характер, превратившись в обычные мальчишеские проказы. Коко перестала принимать их слишком близко к сердцу. Если прежде Джесс норовил уязвить ее, то теперь он просто хотел досадить. Когда она начинала возмущенно вопить, Джесс торжествовал, с явным наслаждением предвкушая скандал.

Коко уже не так болезненно воспринимала эти фокусы, и страшное душевное напряжение сменилось чисто физической усталостью. Коко смирилась с фактом существования Джесса.

— А моя мама очень красивая, — заявил он как-то он, глядя в телевизор.

— Вот как.

«Опять началось», — подумала Коко, не поднимая глаз от книги.

— У нее в доме всегда так чисто. И она собирает японские вазы с разными картинками!

— Вот как, — повторила Коко.

«Похоже, он намекает, что у меня дурной вкус», — подумала она, но виду не подала.

— У нее в комнате не бывает такого бедлама как у тебя. Потому что это ее дом.

«Потому что она книг, наверное, не читает, — раздраженно подумала Коко. — И вообще, она на добрый десяток лет старше меня, другое восприятие жизни».

— И еще она классно готовит. Она все умеет делать. Самая лучшая мама!

«Почему же такая прекрасная мама не заботится о тебе? Почему твое любимое блюдо — омерзительное сырое яйцо с рисом?»

— Вот было бы здорово, если бы папа вернулся к маме…

Тут терпению Коко пришел конец.

— Заткнись! Ну и вали отсюда к своей замечательной мамочке! А я люблю твоего папу! Я добровольно вызвалась присмотреть за тобой! Из чистой любезности! Я не тебя люблю, а твоего отца! Да ты вообще-то хоть понимаешь, что такое любовь? У взрослых людей? Ты мальчишка. Сопляк. Ты вообще не знаешь, что такое женщина! Как ты смеешь рассуждать о взрослых вещах? Раз у тебя такая чудная мама, ну и катись к ней! Ты ведь жил у нее? — взорвалась она.

Джесс, прищурившись, смотрел на Коко. Закончив тираду, она вдруг сообразила, что говорит все это одиннадцатилетнему ребенку, и ей стало ужасно стыдно. Она вспомнила что рассказал ей Рик — когда они с женой разошлись, Джесс поначалу жил с матерью. Но уже через месяц на велосипеде приехал к отцу, вместе с вещами. И сказал:

— Папа, я не могу с ней жить.

Он может сколько угодно ненавидеть свою мать, но никогда не сказал про нее ничего дурного. А то, что он все время унижает Коко… Так, может, он просто старается сам себе доказать, что его мамочка лучше? Может, он говорит то, о чем втайне мечтает? Успокоившись, Коко даже ощутила что-то вроде сочувствия к ненавистному Джессу. Но даже ребенок не смеет так издеваться над окружающими — только лишь потому, что он ребенок!

Сама Коко рожать не собиралась. Сама мысль об этом повергала ее в ужас. Что будет, если она влюбится в какого-нибудь мужчину, родит от него ребенка — а потом они возненавидят друг друга? Ребенок останется с ней, как напоминание об ушедшей привязанности! Нет ничего печальнее, чем ненависть между мужчиной и женщиной, прежде связанных узами любви…

Рик принимает Джесса таким, как есть. Джесс же все еще тянется к матери. Значит, кровные узы настолько крепки, что их нельзя разорвать. Узы секса куда слабее… В них нет постоянства, нет ощущения времени, — тем более, ненависти… Их так легко разорвать. Ей стало немного стыдно за то, что она обидела Джесси, сказав, что он еще не знает женщин. Наверное, нет ничего проще, чем отношения мужчины и женщины. Помогает ли секс понимать и прощать? Вот, например, если бы между ней и Джессом существовало чувственное влечение, смогли бы они открыть друг другу души? Ей вдруг остро захотелось тепла мужского тела. Захотелось, чтобы кто-нибудь утешил ее, без лишних слов.

— Кто-то пришел!

Возглас Джесса вернул ее к действительности, и Коко бросилась к домофону. На пороге возник слегка сконфуженный Грегори.

— Как ты узнал, что я здесь?

— Кэй сказала. Ты же у нас такая скрытная. Даже не известила, что стала мамашей.

Гость из прошлого… Он всегда сваливается, как снег на голову, именно тогда, когда ей плохо. Коко провела его в комнату.

— Ну, что, дает прикурить твой бесенок? Ничего, сейчас мы с ним разберемся. Положись на меня. Я ведь тоже уже отец!

— У тебя ребенок родился?