Ресторан находился в переулке, выходившем на Каля-Викторией. Это была старая улочка, которую обновили и украсили черным стеклом, хромом и мрамором, так что дома теперь поблескивали в свете уличных фонарей. За сияющими витринами красовались французские перчатки и безделушки, английский кашемир и итальянская кожа, снабженные этикетками с экзотическими надписями: «джампер», «поло», «файвоклок». Эти магазины работали допоздна.

Огромные окна «Мавродафни» запотели: внутри было жарко, снаружи морозно. Колония попрошаек уже обосновалась у входа. Они лежали, сбившись в кучу, и жадно вдыхали ароматы горячего шоколада, который выплывал из подвальных окон. Когда кто-то входил в ресторан, они с гомоном вскакивали. За входными дверьми открывался вестибюль, где швейцар помогал гостям снять пальто, а мальчик, встав на колени, стягивал с них галоши. Эта услуга была обязательной. В шикарные рестораны и кафе полагалось входить как в гостиную.

Когда Гай и Гарриет вошли, весь зал — жаркий, ароматный, изукрашенный черным стеклом, хромом и красной кожей, — был забит пришедшими на «файвоклок». Здесь для большинства это означало кофе или горячий шоколад с пирожными. Лишь немногие приобрели привычку пить чай.

Свободных столиков не было. «Здесь наверняка есть кто-то знакомый», — сказал Гай, и они в самом деле тут же увидели Добсона, который позвал их к себе за столик. Он пояснил, что сбежал из миссии, поскольку там царила такая суматоха, что у девушек не было времени приготовить чашку чаю. Когда Принглы уселись, он спросил:

— Слышали, что случилось с Дракером?

Они ничего не слышали, так как провели весь день за упаковкой и распаковкой вещей.

— Его арестовали, — сказал Добсон.

Казалось, Гай онемел от потрясения.

— За что? — спросил он наконец.

— За покупку денег на черном рынке. Такая глупость. Мы все там торгуем. Могли бы придумать что-нибудь более основательное.

— А какова реальная причина?

— Никто не знает. Видимо, дело в его связях с немцами.

Пока они говорили, Гай ерзал на краешке стула, и Гарриет опасалась, что он готовится предпринять какие-то действия. Не замечая этого, Добсон с улыбкой продолжал:

— До меня уже доходили слухи, что король планирует прибрать к рукам состояние Дракера. Бóльшая часть ему недоступна, так как находится в Швейцарии. Правительство могло бы заявить, что деньги были выведены за границу в обход румынских законов, но Швейцарии это будет безразлично. Нет такой силы на земле, которая могла бы извлечь деньги из швейцарского банка без согласия вкладчика.

— Значит, они попытаются принудить Дракера дать согласие? — спросила Гарриет.

— Возможно. Окажут на него некоторое давление. — При мысли об этом Добсон хохотнул. — Ну надо же. Мы уже некоторое время считали, что Дракер играет с огнем. Все его операции были в пользу Германии. Министр финансов сообщил его величеству, что из-за банка страна нищает. Дракер утверждал, что он за Британию, но сами знаете: сердцем он был в Англии, но карманы-то у него были в Берлине…

— И тем не менее, — перебил Гай, — у него было сердце.

Как и Добсон, он уже говорил о Дракере в прошедшем времени. Он спросил, когда произошел арест. Рано утром, ответил Добсон.

— А что стало с его родственниками?

Добсон ничего о них не знал.

Официант подошел, чтобы принять заказ, и Гай вскочил с места.

— Пойду к ним, — сказал он. — Саша, наверное, в ужасе.

— Может быть, сначала выпьем чаю? — умоляюще спросила Гарриет, но Гай покачал головой с видом человека, на котором лежит тяжкий долг, и удалился. Гарриет почувствовала себя брошенной.

Добсон, явно удивленный столь внезапным уходом, повернулся к Гарриет и спросил ее с улыбкой:

— Ну вы же со мной посидите?

Он так очевидно радовался ее обществу, что ее присутствие духа несколько восстановилось. Чувствуя, что ей не следует винить мужа за беспокойство о знакомых, она сказала:

— Какие ужасные новости.

Добсон продолжал улыбаться.

— Для Дракера, конечно, да, но не забывайте, что его банк работал на Германию.

— Он, наверное, скоро откупится? — спросила Гарриет.

— Не уверен. К такому он не был готов. Его состояние за границей. Сам он мог бы отправиться за ним, но оно к нему не приедет.

Официант принес чай с тостами для Гарриет и поставил на стол тарелку пирожных, которую они не заказывали, — шоколадных, выпуклых, напоминавших морские мины.

— Зигфрид! — объявил он.

— Это не наша линия, — невозмутимо ответил Добсон по-английски.

Официант тут же подхватил тарелку, отошел на несколько шагов, после чего вернулся и вновь поставил ее перед ними:

— Мажино!

После чего удалился, довольный реакцией Добсона.

— Обожаю этих людей, — заявил Добсон. — Умеют пошутить.

Гарриет гадала, сможет ли она когда-нибудь их полюбить. Она наблюдала за двумя девушками, которые часто здесь бывали; по словам Гая, их звали княгиня Мими и княгиня Люли. Они только что пришли и пробирались между столиков, не обращая внимания на знакомых румын. Они держались так близко, что напоминали влюбленных, слишком поглощенных обществом друг друга, чтобы замечать внешний мир; но, несмотря на эту близость, они так и стреляли взглядами в поисках кого-нибудь, кто оплатит их счет. Одна из них увидела Добсона. Информация об этом была передана второй, и они двинулись к нему, сияя улыбками, но вдруг заметили Гарриет. Улыбки угасли. Девушки удалились.

Добсон с сожалением глядел им вслед.

— Очаровательные барышни! — сказал он.

— Румынки нравятся вам больше других девушек? — спросила Гарриет.

— Что вы!

Добсон говорил быстро и охотно, будучи привычным к отбыванию светского долга в гостиных. Гарриет уже была наслышана о его обаянии и сейчас, когда они остались наедине, радовалась ему. Однако теперь она подметила в Добсоне кое-что странное. Когда он смеялся — а он смеялся часто и охотно, — его круглые голубые глаза оставались совершенно пустыми, как у птицы.

— Я люблю француженок и австриек, — говорил он тем временем. — И просто обожаю итальянок. Кроме того, мне встречались совершенно очаровательные немки.

Чувствуя, что ей надо держаться веселее, Гарриет сказала:

— Догадайтесь, где мы встретили вчера вашего друга Якимова?

— И где же? Расскажите.

— В парке Чишмиджиу.

— Не может быть! Не верю. Он что, гулял там?

— Не по своей воле.

Она пересказала историю изгнания Якимова из такси Маккенна и была сполна вознаграждена реакцией Добсона. Его пухлое, мягкое тело так и тряслось от хохота, на глазах выступили слезы. После такого успеха можно было немного расспросить его о Якимове, который успел заинтриговать Гарриет.

— Вы давно с ним знакомы? — спросила она.

— О да. Много лет. Он раньше жил в Лондоне с Долли Клей-Галлард. Они давали невероятные приемы. Просто невероятные.

— Вы там бывали?

— Да, один раз был. Это было потрясающе. Прием в саду — посреди зимы! Сад был залит огнями и усыпан искусственным снегом.