– Не лги мне больше, – прошептала я, пытаясь не думать о собственном обмане. Я ведь знала, что он встречался с Донной в Челси вечером в понедельник, потому что следила за ними.

В сарае по-прежнему царил ледяной холод, и я чувствовала, как напряглись мои соски под тонкой футболкой. Мартин взял с кровати матрас и бросил его на пол перед огнем. Он шагнул ко мне, и мы начали целоваться. Когда он через голову стянул с меня футболку, я застонала от желания.

Закрыв глаза, я прислушалась к вою ветра и резким крикам бакланов над головой. Он скользнул пальцами по изгибам моего позвоночника. Я расстегнула «молнию» на джинсах и стряхнула их с себя, опустившись на матрас, чтобы увидеть, как он раздевается.

Он шагнул ко мне, и я приняла его в рот. Он держал меня за голову, его жесткие волосы царапали мне лицо, а я глубоко вдыхала его запах, запах пота, мускуса и секса, пробуя его на вкус, влажный, кислый и теплый.

– Ложись на спину, – сказал Мартин, выходя из меня.

Я улыбнулась и опустилась на матрас, а он сел на меня сверху.

– Ты хочешь, чтобы остров оказался отрезан от всего мира?

Голос его звучал негромко и хрипло, он предвкушал, что сейчас произойдет.

Я кивнула в знак согласия и раздвинула ноги.

У печки лежала смотанная в клубок веревка. Он взял ее, завел мне руки за голову и крепко стянул их веревкой, после чего привязал к спинке кровати, а потом приблизил свое лицо к моему, так что я ощутила тепло его дыхания на своих губах. Я чувствовала себя пленницей, как если бы принадлежала ему, а он владел мною. В тот момент мне больше ничего и не хотелось.

– Сегодня ночью светит луна, а значит, удача может улыбнуться тебе. Пожалуй, тебе не удастся сбежать, – прошептал он мне на ухо, и по моему телу пробежала дрожь, то ли от холода, то ли от страха. Я не знала, от чего именно, и мне не было до этого никакого дела.

Я оказалась в открытом море, вынырнув из глубин своего естества, и могла думать и беспокоиться только о нем.

Негромко застонав от удовольствия, я отдалась ощущениям, когда он заскользил губами по моей груди и животу, все ниже, пока его язык не оказался внутри меня, лаская скользкий бутон. И вскоре я кончила, выгибая спину, пытаясь оторвать от пола связанные руки. Я не чувствовала ни острого жжения веревки, впившейся мне в кожу, ни того, как он целовал меня, вознося на вершину сбывшегося желания.

Я закричала, и крик мой смешался с воем ветра и шумом дождя. Выйдя из меня, он улыбнулся и принялся развязывать мне руки.

Дыша часто и неглубоко, я старалась успокоиться, а он лежал где-то в пространстве, но рядом со мной.

– Я скорее продам свою квартиру на верхнем этаже, чем эту усадьбу, – сказал он так тихо, что я едва расслышала его.

– До этого не дойдет, – прошептала я, чувствуя, как холодный сквозняк пробирается в сарай сквозь щели между досками.

Перед моим внутренним взором вдруг всплыло лицо его жены, и, подняв голову и глядя, как отблески пламени пляшут на потрескавшейся краске потолка, я постаралась забыть о том, что последним человеком, видевшим пропавшую Донну Джой живой, был мужчина, лежащий рядом со мной.

Должно быть, я задремала, убаюканная приглушенным воем ветра и шумом дождя, но резкий звонок его мобильного телефона вырвал меня из полудремы.

Взглянув на Мартина, сидящего на застеленном одеялом матрасе, я моментально поняла, что звонок касается Донны. Я смотрела, как на лбу у него собираются морщинки, а на скулах проступают желваки; она в который раз умудрилась испортить мне все удовольствие.

Мартин закончил разговор коротко, сухо и профессионально, так что мне оставалось гадать, о чем конкретно шла речь. Затем он надолго замолчал, и лицо его приобрело задумчивое выражение.

– Все в порядке? – спросила я наконец. Мне не хотелось вмешиваться, но я должна была узнать, что происходит.

– Я должен уехать, – ответил он, избегая моего взгляда.

– Что еще случилось?

– Полиция обеспокоена исчезновением Донны, – сказал он, поднимаясь.

– Обеспокоена еще больше, чем сегодня утром? – спросила я и потянулась за своей футболкой. Насколько я понимала, это был не тот разговор, который можно вести в обнаженном виде.

– Очевидно. Они хотят поговорить со мной, поэтому нам надо возвращаться в Лондон.

– Но ведь они сегодня уже допрашивали тебя, – возразила я, чувствуя, как меня охватывает паника.

– А теперь хотят побеседовать еще раз. Сегодня вечером. Кто-то из них приедет в Спиталфилдз в десять вечера. – Он поднял с пола рубашку и продел руки в рукава.

Глядя на его голую грудь и вялый пенис, я спросила себя, а что сказали бы полицейские, если бы увидели его сейчас. Словно прочтя мои мысли, он схватил в охапку остальные вещи и быстро оделся. Протерев ладонью стекло, он выглянул наружу.

– Самая подходящая ночь для поездки обратно в город, – пробормотал он.

Стоило ему приоткрыть дверь, как свирепый порыв ветра ворвался внутрь и потряс сарай до основания. Сердце подсказывало мне, что это – конец; что стоит нам выйти из хижины, как все изменится безвозвратно, причем в худшую сторону.

Снаружи было темно. Проливной дождь швырнул мне в лицо пригоршню брызг, когда мы побежали по пляжу обратно в дом. Несколько раз я едва не упала, каблуки моих туфель скользили на мокрой гальке, но каждый раз мне удавалось сохранить равновесие и выпрямиться.

Дом стонал и вздрагивал, когда мы ворвались внутрь. Мои волосы прилипли к щекам, а мокрые джинсы неприятно холодили кожу, но времени на то, чтобы обсушиться, у нас не было. Мартин запер Дорси-Хаус, и мы забрались в «Астон Мартин»; мое промокшее насквозь пальто хлюпнуло на сиденье из светлой кожи. Он включил фары, отбросившие призрачные круги света на фронтон здания. Уголки моих губ приподнялись – дом словно прощался с нами, недоумевая и сожалея. Что-то подсказывало мне, что я больше не вернусь сюда, и потому мне хотелось навсегда запомнить его обветшалое величие.

Запустив двигатель, Мартин включил «дворники». Несмотря на мощь и инженерный гений, вложенный в создание автомобиля, они с трудом очистили два светлых полукруга на лобовом стекле.

– Может, нам стоит немного обождать? – предложила я, когда под колесами заскрежетал гравий.

– Дождь льет как из ведра вот уже целый час. С таким же успехом он может идти всю ночь, – ответил он.

Когда мы выехали из ворот, темнота накрыла нас с головой. Узкие и тонкие, как иглы, лучи света пронизывали угольно-черный мрак ночи и ненастья. Вокруг не было видно ни зги.

Напрягая зрение, я пыталась разглядеть рыбацкие лодки, которые видела раньше, надеясь, что все они благополучно пришвартованы и стоят на якоре. Условия для езды по суше казались просто ужасными, но в море наверняка было стократ хуже.