– В таком случае ты – дважды дурак.

– Я не позволю… – резко встал, собираясь прервать эту странную аудиенцию, не на шутку разозлившийся генерал, но главком лишь махнул как-то обреченно рукой, жестом заставив Тихонравова вновь опуститься в кресло.

– Армия – это не только кадровые военные и не только призывники. Армия – это наши жены.

Это наши дети. Это ветераны Вооруженных Сил.

Это матери и отцы солдат срочной службы. Это тысячи вольнонаемных, которые работают на нас и кормятся от нашего ведомства… Господи, да что я тебе объясняю! Ты сам этого не понимаешь?

– Понимаю.

– А раз понимаешь, то не говори в следующий раз херни… Половина электората имеет свои интересы в армии. Ясно тебе теперь, Борис Степанович?

– Так точно.

– А раз ясно, то ты должен понимать и все остальное, что вытекает отсюда. Вот скажи мне, чем сейчас российский народ недоволен больше всего? За что нашу армию критикуют чаще всего?

За что беспощаднее всего полощут в газетах и на телевидении, иной раз откровенно передергивая факты, добавляя свои никому не нужные домыслы и догадки? Это ты, генерал-лейтенант, знаешь?

– Знаю.

– Не уверен я в этом… За воровство. За наглость ее топчут. За то, что тащат все подряд, забывая о главном своем предназначении – Родину защищать.

– Да, любят у нас грязь лить на армию – она все стерпит.

Последние слова Тихонравова возымели странное действие. Главком взглянул на собеседника с интересом и.., с отвращением, что ли. По крайней мере так показалось начальнику управления, и он смутился под этим взглядом.

– Грязь, не грязь…" Не в этом дело. Мы сейчас о другом говорим. Я тебе пытаюсь объяснить ситуацию, чтобы ты знал, к чему готовиться. Ты Грачева возьми – воровал? Коррупционер? А черт его знает! Пресса-то всякое писала, но до суда дело не доходило. Значит, вроде чистый? Но почему тогда с поста своего полетел, как фанера? Ну, ответь?

– Наверное, за просчеты и ошибки, за неспособность руководить как положено, за Чечню в конце концов, – неуверенно пожал плечами Тихонравов, которому никак не удавалось понять, к чему клонит главком.

– За это тоже. Но главное – за образ. С именем Грачева у народа, к несчастью Паши, были связаны слишком плохие ассоциации. А к ассоциациям народа прислушиваться ох как надо.., если, конечно, в президенты метишь.

– Это ясно.

– Но Грачев – фигура давно отработанная.

Убрали его – и ничего в принципе не изменилось.

А обещания предвыборные нужно выполнять. Это, в свою очередь, означает, что пришло время своеобразных чисток в армии – теперь будут лететь головы тех, которые будто бы являлись "людьми Грачева" и мешали навести в армии порядок.

Главком снова пристально взглянул на Тихонравова, пытаясь понять, как отреагировал его подчиненный на более чем прозрачный намек.

Тихонравов молчал, уставившись в одну точку прямо перед собой, и о чем-то думал.

– Короче, Боря, кресло под тобой шатается сейчас очень сильно, – главкому вдруг расхотелось "воспитывать" начальника управления. Пора было переходить к главному – ради чего он, собственно, и вызвал Тихонравова. – Срок тебе даю – месяц. И чтобы за это время ни одной претензии к твоим людям и к твоей работе. Ясно?

– Так точно.

– Пойми, Борис, это не мои заскоки, – извиняющимся тоном произнес Игорь Матвеевич, – это требование сверху, и я тут ничего поделать не могу.

– Я понимаю…

– Если хоть что-нибудь кому-нибудь покажется не так, считай, что ты уже на пенсии.

– Я понял. Разрешите идти?

– Нет, погоди. Есть еще дело, – главком зашелестел документами на столе, разыскивая нужную бумажку. – Ага, вот, нашел… К нам с ОРТ присылают корреспондента. Точнее, не к нам. Он едет в Таджикистан, и мы.., то есть ты должен помочь ему туда попасть.

– Господи, кому это надо? Пусть покупает билет и летит куда хочет, мы-то тут при чем?

– Боря, я не знаю, какие силы здесь включились, но протекция ему идет с самого верха, из министерства. Установка проста – этому парню нужно помогать.

– Ох, – горестно вздохнул Тихонравов, – не нравится мне все это. Очень не нравится.

– Понятное дело, что не нравится. Но – надо.

Так вот, поможешь ему добраться и все такое… И запомни: от того, что он увидит и снимет, от того, что будет показано впоследствии по "ящику", во многом зависит дата твоего выхода на пенсию, – мне так кажется, по крайней мере. Так что окружи корреспондента заботой.

Главком многозначительно взглянул на генерала Тихонравова и даже подмигнул ему.

– Я понял, Игорь Матвеевич.

– Вот и хорошо. На, держи листок с данными репортера – Николай Самойленко. Кстати, вроде бы знакомая фамилия. Не слыхал о таком?

– Нет, по-моему.

– Ладно, иди, Борис, работай, устраняй все отмеченные недостатки.

Тихонравов встал и пошел к выходу из кабинета, но уже на пороге его остановил голос шефа:

– Ну а вообще как наши дела?

Начальник управления вздрогнул, услышав вопрос, и резко обернулся.

"Почему он заговорил со мной об этом здесь, в кабинете? Неужели он что-то знает? С кем он может быть связан? Или спрашивает просто так, из любопытства?" – в одно мгновение пронеслось у Тихонравова в голове. Теперь он лихорадочно искал подходящий ответ, чтобы не попасть впросак, не вызвать у главкома подозрений в неискренности, но в то же время не расколоться, не выдать себя ненароком, если Игорь Матвеевич не знает еще о внезапно возникших проблемах в их бизнесе.

– Все как обычно, – с жалкой улыбкой еле выдавил из себя Тихонравов.

– В норме? – с улыбкой переспросил главком. – Без происшествий и приключений?

– Да, все хорошо.

– Ну и ладненько. Иди…

* * *

Странный разговор у главкома явился лишь самой мелкой, самой незначительной неприятностью по сравнению со всем тем, что ожидало генерал-лейтенанта Тихонравова в это ужасное утро.

Около одиннадцати на его столе зазвонил телефон правительственной связи.

Нужно отметить, что уровень занимаемой Тихонравовым должности предполагал наличие "вертушки" в кабинете, но часто пользоваться ею у генерала потребности не было. Практически все вопросы решались по ведомственной системе связи или по городскому телефону, поэтому от резкой трели "вертушки" Борис Степанович нервно вздрогнул и поспешил поднять трубку: