Владимир возвратился в Киев осенью 987 г. и сразу приступил к последовательному выполнению взятых на себя обязательств. По известию Иакова Мниха, первым его делом было приобщить к новой вере свою семью — многочисленных жен и детей, а также всех ближних и дальних родственников: «Крести же ся сам князь Володимер, и чада своя, и весь дом свой святым крещением просвети и свободи всякую душу, мужеск пол и женеск, святого ради крещения». Вероятно, тогда же крестилась и княжеская дружина (хотя ближние, старейшие дружинники могли принять крещение вместе с Владимиром в Царьграде)[63].

С наступлением зимы Владимир с дружиной, видимо, по обычаю отправился в полюдье, во время которого распорядился, чтобы весной в Киев было сплавлено необходимое количество ладей-однодеревок. Не позднее июня приготовления к походу были закончены, и русская флотилия двинулась в путь[64]. Численность снаряженного Владимиром вспомогательного войска обыкновенно оценивают в шесть тысяч человек, что не совсем верно. Эта цифра взята из исторического сочинения Степаноса Таронского (Асохика). В 1000 г., пишет он, Василий II двинул армию к грузинской границе, чтобы завладеть завещанным ему княжеством умершего иверийского правителя Давида Куропа-лата. Императорское войско состояло из русских и грузинских наемников. У города Хавачича (близ современного Эрзерума) несколько русов не поделили с грузинами охапку сена. Завязалась драка, один рус был убит, и стычка переросла в настоящее побоище. «Поднялись все русы, — рассказывает Асохик, — а их было 6000 человек пеших, вооруженных копьями и щитами, которых император Василий получил от русского князя, когда отдал свою сестру ему в жены, а это было тогда, когда этот народ принял веру в Христа».

Тут нужно учитывать (чего никогда не делается), что описанные армянским историком события произошли спустя двенадцать лет после прибытия русского войска в Константинополь, под начало Василия II. За эти годы русы приняли участие во многих походах и битвах, верой и правдой служа императору. Неизбежные потери должны были изрядно уменьшить их число (Асохик пишет, что у Хавачича с грузинами дрались те самые русы, которых прислал Владимир, то есть русский отряд с тех пор не пополнялся). По всей видимости, первоначальная численность русского вспомогательного корпуса составляла не менее восьми—десяти тысяч человек. Это в свою очередь позволяет говорить об участии в экспедиции против Фоки сильной дружины таврических русов, поскольку киевский князь вряд ли располагал такими силами[65].

Теперь, когда главное условие договора с Василием II было выполнено, Владимиру оставалось сделать последнее — крестить киевлян и стать государем христианского народа. Культурно-историческое наследие предшествующих десятилетий в значительной степени облегчало эту задачу. Владимиру было на кого опереться. Христиане уже составляли немалую часть населения Киева. При Ярополке (во время осады Киева в 978 г.) они продемонстрировали, что в союзе с князем способны взять под контроль политическую обстановку в городе. Поэтому Владимир мог не опасаться вспышек возмущения со стороны киевлян-язычников. Но ему предстояло убедить в своей правоте городское вечё, для которого княжеское слово отнюдь не являлось законом.

Низвержение идолов в Киеве

В первую очередь Владимир постарался заручиться поддержкой городской знати — старцев градских. Им принадлежало право предварительного совещания, без чего ни один вопрос вообще не мог быть вынесен на обсуждение веча. Старейшины вняли уговорам князя и изъявили готовность креститься (Повесть временных лет об этом не упоминает, но в других летописях сохранились сведения, что перед крещением народа в христианство обратилось «множество знатных людей»). После этого исход дела был в общем-то предрешен: организованного отпора религиозному нововведению быть уже не могло. В Житии Отгона Бамбергского (начало XII в.) есть схожий эпизод, когда один поморский князь, решивший по совету германского миссионера обратить в христианство свой народ, говорит ему: «Будь покоен, отец мой и господин, никто не станет тебе противиться, коль скоро старцы и знатные приняли христианскую веру».

Тем не менее Владимир не спешил созывать вече. Он не хотел действовать напролом, не исчерпав предварительно немногочисленных средств убеждения, имевшихся в миссионерском арсенале той эпохи. Одним из них было эффектное, ошеломляющее зрелище, другим — проповедь. Язычники должны были своими глазами убедиться в ничтожности старой религии и неотвратимости предстоящей перемены веры. Для этого Владимир повелел разрушить святилище Перуна — то самое, которое несколькими годами раньше сам же распорядился устроить «на холме вне двора теремного». «Поганьскыя богы, паче же и бесы, Перуна и Хорса и ины многа попра и скруши идолы», — пишет Иаков Мних[66]. Житийно-летописное предание добавляет еще, что Владимир приказал своим слугам сбросить статую Перуна на землю, привязать ее к хвосту коня и волочить с «горы по Боричеву [взвозу] на Ручей», колотя поверженного идола жезлами — «не потому, что дерево чувствует, но для поругания беса, который прельщал нас в этом образе». Слуги сопроводили истукана до днепровских порогов, а там — пустили его по течению. Древнерусская литература XI в. (митрополит Иларион, Иаков Мних) не знает этих подробностей. Впрочем, надругательство над поверженными богами было в обычае при подобных обстоятельствах. Например, когда в 1168 г. датчане взяли город Аркону (на острове Рю-ген), где находилось наиболее почитаемое в славянском Поморье святилище Святовита, датский король велел «вытащить этот древний идол Святовита, который почитается всем народом славянским, и приказал накинуть ему на шею веревку и тащить его посреди войска на глазах славян и, разломав на куски, бросить в огонь» (сообщение Гельмольда).