Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну правда?
– Пра-авда, – проворчала бабулька и выдала: – Ладно, говори, чего надо?
Я чуть в муравейник не сел от неожиданности, и Пашка, кажется, тоже. А бабка встала и стоит:
– Ну?
– Мы только узнать, – замямлил Пашка, но старуха перебила:
– Зельев для школьников сейчас не делаю, не сезон. Приворотное могу или, хочешь, для богатырской силы. – Помолчала и добавила: – Но сила дороже – пятьдесят рублей.
– А приворот сколько? – офигел Пашка.
– Десятку. С богатырской силой ты сам кого хочешь привернешь, – добавила она и подмигнула.
Блин! Богатырская сила – это, конечно, хорошо. Но полтинник она стоить не может – ежу понятно. Скорее всего, бабулька из разряда обычных шарлатанок, которые дают объявления в газеты «лечу запой одним ударом», а за работу берут немного, чтобы обманутые клиенты не скандалили. А Костыль-нога... Наверное, она и сама не знает, что за штука попала ей в руки. Нашла подходящую палочку на улице и приспособила. Надо отобрать до темноты, а то превратится бабулька в деревяшку, будет ходить, скрипеть и ругать молодежь, только еще больше, чем обычно, потому что деревянные ноги не устают.
Я посмотрел на Пашку. Он уже все понял и рылся по карманам:
– Во, есть полтинник!
Я решил, что десятки хватит для отвода глаз. Купим у нее по скляночке, чтобы не прогоняла, а сами под шумок стибрим Костыль-ногу. Бабулька, конечно, вредная, но не настолько, чтобы делать ее уж совсем деревяшкой.
Радуясь, что молодежь интересуется богатырской силой, она тут же взялась за дело:
– Счас травки насобираю, все по высшему разряду будеть! – И скрылась в кустах. Пашка сунулся было за ней, но получил веткой по лбу и не стал навязываться.
– Понял? – спросил я.
– Угу. Она ведьма. Надо выведать, откуда у нее Костыль-нога, может, удастся тебя выручить.
И все-таки он дурак!
Только я собрался объяснить Пашке, что он не прав, как на меня уселся очередной дятел и стал долбить по голове. Я расслышал в ударах знакомый мотивчик: «Тунц-тунц! Тунц-тунц!»
– Отвали, а? Меломан в шапочке!
Дятел прервался:
– Сам мелома... Погоди, так это ты тот перец, которое сейшны закатывает?! Лол, пацан! А вечером к тебе можно? Я пару чиксов захвачу, зависнем центрово, будь спок!
– С дуба рухнул?! Я сам здесь в гостях! – Не хватало мне еще в комнате тусовки чокнутых дятлов!
– Не хочешь чиксов – припру бухла, – понял по-своему дятел. – Березовый сок любишь?
– Нет!
– Тогда рябиновки, – он сел ко мне на нос и подмигнул. – Мощно зажжем!
– НЕТ! Я здесь в гостях и обещал маме не зажигать и вести себя прилично. А в Москву тебя взять, извини, не могу, там своих долбодубов хватает.
– Я не Долбодуб, я Долбоклеп. Долбодуб всем втирал, что ты музычку слушать даешь, от которой башню сносит. А ты... «В га-а-астяяях», – передразнил Долбоклеп и улетел. Хорошо хоть теперь я знаю, кого благодарить за славу поселкового диджея. Этот Долбодуб у меня получит, будь спок! Никуда не денется, небось, явится вечером музычку слушать!
Из кустов показалась бабулька:
– Ждете? Пойдем уже, недолго ждать осталось. Скоро станешь самым сильным, – обратилась она к Пашке, – всех победишь!
Мой дешевый приворот она, видимо, проигнорировала.
Дошли мы и вправду быстро, старухин домик стоял у самого леса, выйдешь – и вот он. Я глянул: домик как домик, а Пашка сразу страшные глаза сделал и шепчет: «Точно ведьма! Видал, какая труба!»
Детский сад, е-мое! При чем здесь труба? Труба, к слову, действительно была широченная, и пылесос маленький прошел бы, не то что метла. Ну и что? В некоторые московские трубы и вертолет пролазит, это же не значит, что внутри – аэродром.
Бабулька вошла первой, за ней – Пашка и я следом.
За нами хлопнула дверь, и стало темно. «Ставни на окнах», – сообразил я, а бабулька открыла ставню, заслонку печки и выдала:
– Сейчас я вас буду жарить.
Печку я потрогал – холодная. Значит, все нормально, просто не «все дома» у бабуси. А Пашка перетрухал:
– За что?! Мы хорошо себя ведем и лопаем кашу, правда, Игорь?
Я сказал, что правда, и еще, что печка холодная.
– Тогда замариную, – легко согласилась бабуся. – Раз печка холодная – ничего не попишешь, будем мариновать. Или засолить? – рассуждала она вслух. – Не люблю соленое, вредно оно. Отложение солей бываеть, – старуха потянулась в доказательство, противно хрустнув костями. – И жареное – не лучше. Пучит меня от жареного. Аж стены вздрагивають.
Бабка рассеянно посмотрела на печку, потом на бочку в углу. Из бочки пованивало.
Я подошел и откинул крышку. Брага. Рябиновая. Заплесневела давно.
– В ней и замариную, – гнула свое бабуля. —А потом маринованных – и в печку. Только ты песни не пой, – попросила она меня. – А то знаем мы вас, как в браге намаринуетесь, да заведете «Рамштайн» – никакого тебе пищеварения!
Бабка взяла меня за подмышки легко, как котенка, и стала заталкивать в бочку.
– Не надо меня в бочку! – я заколотил ногами. – Нажрусь, как свинья, буду песни орать, все пищеварение испоганю! Пучить будет, деревня взорвется, все на воздух взлетим!
– Ну это вряд ли, – спокойно заметила бабуля. – Вот кричать под этим зельем лучше не надо, оглушить можно. А так «богатырская сила» безвредна для окружающих. Если применять с толком.
– Я с толком буду, – тоном примерного мальчика пообещал Пашка.
Я открыл глаза: избушка, старуха, печка, бочка. Старуха дает Пашке бутылочку с «богатырской силой»...
– Оклемался?
Я потряс головой.
– Вонят у меня, – виновато сказала бабулька. – Вот с непривычки в обморок-то и падают.
Я опять потряс головой. Голова еще гудела – да, вонища знатная. Выходит, я был в обмороке, и никто не собирался нас жарить-мариновать?
– Держи свой приворот, – старуха протянула мне бутылочку. – Зря не лей, назло не используй, и будет тебе счастье.
Я молча нашарил в кармане десятку. Не говорить же ей правду, что я вообще не собираюсь использовать это зелье? Разве что лет через сто, внуков домой заманивать, чтобы дотемна не гуляли. И то побоюсь. Мало ли что она туда налила: «минералка» из унитаза дороже стоит!
– Спасибо.
– Идите с богом.
Бабка вытолкала нас за дверь. А Костыль из рук так и не выпустила. В мои же планы не входило покидать домик без Костыля.
Но пришлось. Бабулька выпроводила нас и встала на пороге, провожая взглядом, пока мы не нырнули в лес. Надо будет вернуться за Костылем до вечера, пока он не стал опасным и не превратил старушку в дерево.