«Так не должно быть, — думал Пол. — Будь это роман, то я спас бы ему жизнь или что-то в этом роде, и ему пришлось бы мне помочь». Он снова стал отталкивать копье, но не находил хорошей точки опоры. На несколько томительных секунд Пол и Птицелов застыли в безмолвной напряженности, но Пол знал, что не сможет долго сдерживать острый наконечник.

— Позволь мне взглянуть на ребенка, — взмолился он еле слышно, потому что не мог глубоко вдохнуть. — Дай мне помочь ему, если смогу.

— Нет. — Ярость в голосе Птицелова смешалась со страхом, но давление на древко не ослабело.

— Почему Птицелов хочет пролить кровь в нашем доме?

Дрожащий голос Темной Луны словно плеснул на них холодной водой. Птицелов, не уступивший при появлении Бегает Далеко, теперь убрал орудие убийства от живота Пола и отступил на шаг. Шаркая, старая женщина приближалась к ним, опираясь на руку Бегает Далеко. Она, очевидно, только что проснулась, и ее жидкие волосы торчали спутанными космами, напоминая клочки дыма.

— Пожалуйста, — сказал ей Пол, — скажите ему, что я не дух. Я не желаю Людям никакого вреда. Если он хочет, чтобы я ушел, я уйду.

Но уже произнося эти слова, он представил морозный мрак за пределами пещеры, населенный чудовищами, которых лишь смутно припоминал по картинкам из полузабытых книг. Саблезубые тигры? Эти монстры жили в одно время с обитателями пещер? Или раньше? Но какая у него альтернатива? Схватка до смерти с дикарем из каменного века?

«Я не Тарзан! — Пола переполняла беспомощная ярость. — Какой во всем этом смысл? Господи, да я всю жизнь проработал в чертовом музее!»

— Ты сказал, что поможешь ребенку. — Темная Луна склонилась над ним; глаза широко раскрыты, почти все лицо в тени.

— Нет. — Пол боролся с отчаянием и безысходностью. — Нет, я сказал, что попробую помочь, если смогу. — Он помолчал, все еще задыхаясь. Несмотря на знакомый язык, общение с этими людьми сводило его с ума.

Темная Луна протянула руку к Птицелову, который отпрянул, словно боясь ожога. Тогда старуха проковыляла на несколько шагов ближе и снова протянула руку. На сей раз охотник позволил коснуться своей руки, и старуха вцепилась в нее пальцами, похожими на птичьи когти.

— Он пойдет к ребенку, — проговорила ведьма.

— Нет. — Птицелов заговорил почти шепотом, словно превозмогал сильную боль. — Он заберет моего сына.

— Если мертвые желают позвать твоего ребенка, то они сделают это, — возразила Темная Луна. — А если не позовут, то не позовут. И ты не сможешь отогнать смерть копьем. Не такую смерть.

Птицелов бросил взгляд на Пола, словно напоминая Темной Луне, что только что он делал именно это, но пальцы старухи стиснули руку несчастного отца, и тот опустил голову, как угрюмый подросток.

Темная Луна повернулась к Полу:

— Пойдем к ребенку, Речной Дух.

Никто из племени не помог пришельцу встать, и Полу пришлось подниматься самому. Место, куда его ткнул копьем Птицелов, болезненно пульсировало, а когда Пол прижал к животу ладонь, пальцы стали мокрыми. Старая женщина и Бегает Далеко повернулись и медленно двинулись через пещеру. Пот пошел следом, его нежелание подчиняться лишь возросло, когда Птицелов пристроился сзади и несильно, но многозначительно приставил к спине врага наконечник копья.

«Я должен отсюда выбраться. Они не мой народ, а это место, где бы оно ни находилось, — не моя страна. И я не понимаю правил игры».

Его провели к палатке — одной из последних в ряду и настолько далекой от очага, что здесь в круге из камней теплился еще один костерок. Пол представил, как Птицелов сидел перед ним, хмурился, набирался храбрости. И так как Птицелов испытывал недобрые чувства к незнакомцу из-за ребенка, его трудно было за это ненавидеть.

Правда, когда Пол замешкался у входа в палатку, короткий тычок в спину разбудил в нем часть прежней неприязни к дикарю.

Палатка Птицелова оказалась меньше многих других — Полу пришлось нагнуться, чтобы пройти сквозь занавешенный дверной проем. Там ждали трое детей, но лишь двое взглянули на Пола, когда он вошел — закутанный в меха пучеглазый малыш и маленькая девочка, которую едва не отправленный к праотцам чужеземец уже видел. Открыв рты, дети замерли, как испуганные белки. Между ними лежал мальчик (за которым, очевидно, ухаживала старшая сестра), настолько замотанный в шкуры, что открытой оставалась лишь голова. Темные волосы спутались на лбу, глаза под дрожащими веками закатились, и сочащийся в дверной проем свет костерка выхватывал из темноты лишь два слегка пульсирующих глазных белка.

Пол опустился на колени и нежно опустил ладонь на лоб мальчика. Не обращая внимания на гневное бормотание Птицелова, он задержал руку на лбу даже тогда, когда ребенок слабо попытался отвернуться. Лоб у него оказался горячим, как камни, на которых Люди готовили еду. Когда мальчуган, которому на вид было лет девять или десять, поднял слабую ручонку и оттолкнул запястье Пола, тот снял ладонь и сел.

Он разглядывал худое и бледное детское лицо. Вот еще одно катастрофическое отличие всего этого безумного сна от старых добрых романов или фильмов. В известных научно-фантастических историях гости из будущего всегда прекрасно разбирались в современной им медицине и могли смастерить импровизированный дефибриллятор из пальмовых листьев или быстро добыть дозу пенициллина, чтобы спасти умирающего вождя. Пол же о лечении детей знал даже меньше своей матери или бабушки — те, по крайней мере, хотя бы выросли на традициях передающейся из поколения в поколение женской и материнской мудрости. Пенициллин? Не та ли это, случайно, плесень, что растет на хлебе? И кстати, кто вообще сказал, что у ребенка именно инфекция, а не что-то другое, гораздо труднее поддающееся лечению, вроде сердечного приступа или отказавших почек?

Охваченный отчаянием, Пол тряхнул головой. Каким же он был дураком, предложив осмотреть ребенка, хотя и сомневался, что тем самым пробудит в отце ложную надежду. Он ощутил на шее дыхание Птицелова и почувствовал напряжение, витающее в воздухе как перед внезапной грозой.

— Вряд ли я… — начал было Пол, и тут больной ребенок заговорил.

Сперва это был только едва различимый шепот, лишь слабый шорох дыхания по пересохшим губам. Пол нагнулся. Мальчик дернулся и запрокинул голову, словно стряхивая нечто невидимое и прицепившееся к шее, и его хриплый голос зазвучал громче:

— …Так темно… так холодно… и все ушли, все собрались, вышли через окна и двери и поплыли через Черный Океан…

Некоторые из Людей ахнули и стали перешептываться. Пол ощутил пробежавший по спине странный холодок, не имеющий никакого отношения ко все еще прижатому там наконечнику копья. Черный Океан… он уже где-то слышал эту фразу…

— …где они? — Грязные пальцы мальчика заскребли пол палатки, ловя пустоту. — У меня есть только мрак. Голос… он забрал их всех через окна…

Ребенок перешел на шепот. Пол наклонился еще ниже, но так и не смог больше разобрать ни слова из хаоса фраз, который вскоре стал настолько тихим, что ухо перестало его улавливать. Судорожные движения затихли. Пол не сводил глаз с бледного лица мальчика. Из приоткрытого рта теперь вновь вырывалось лишь хриплое дыхание. Пол приподнял руку, чтобы опять потрогать лоб больного, и тут мальчик неожиданно открыл глаза.