Он летел, рассекая воздух, и, падая, откинул назад голову и поднял колени. Сержант Роден, бывало, говорил:

«Просто расслабься. Научись доверять своему телу, тут самое важное, чтобы вовремя». Река и небо кувыркнулись перед глазами, и он приземлился на выступе перед надгробием, приземлился правильно: на ступни и согнув колени, чтобы ослабить удар.

Выступ был шириною с кровать и скользкий от птичьих экскрементов. Йама тотчас упал на спину, в ужасе, что поскользнется и свалится с уступа: когда-то там была балюстрада, но она давно рассыпалась. Он ухватился за жесткий пучок травы и не мог разжать пальцев, хотя острые лезвия травинок впились в ладонь и раны от наконечника копья снова открылись.

Когда он осторожно вставал на ноги, об уступ цокнул камешек, отскочил и полетел к набегающим на берег волнам далеко внизу. Йама посмотрел вверх. Луд и Лоб прыгали на вершине скалы, их силуэты четко темнели на фоне синего неба. Нагнувшись, они что-то ему кричали, но ветер уносил слова. Кто-то из них швырнул еще один камень, и тот разлетелся на части буквально в ладони от ноги Йамы.

Йама бросился к склепу, проскочив между крылатыми фигурами с темными от времени лицами, которые поддерживали арку зияющего входа. Внутри мозаичный пол был раздроблен каменными блоками, выпавшими из высокого свода. Пустой гроб стоял на возвышении под каменным балдахином. Резьба имитировала развевающуюся на ветру ткань. Летучие мыши, разбуженные шагами, высыпали из дыры в потолке и теперь носились кругами над головой Йамы, вереща от страха. Надгробие было оформлено в виде клина, а за постаментом начинался узкий проход. Когда-то он был закрыт каменной пластиной, но ее давно разбили воры, обнаружившие путь, которым пользовались строители склепа. Йама усмехнулся. Он правильно угадал, что захоронения в толще скалы должны быть наверняка вскрыты и разграблены. В этом его путь к спасению. Он переступил порог и, держась рукой за холодную сухую стену, ощупью стал пробираться в надвигающуюся темень. Он прошел совсем немного, когда проход под прямым углом уперся в другой коридор. Он подбросил воображаемую монетку и выбрал левое ответвление. Йама двинулся вперед в абсолютной темноте; сердце его успело отсчитать не более ста ударов, когда он растянулся, наткнувшись на кучу булыжников. Осторожно поднявшись, он стал взбираться на каменную осыпь, пока его голова не стукнулась о свод коридора. Здесь был обвал.

Вдруг Йама услышал за спиной голоса, он понял, что Луд и Лоб его преследуют. Этого надо было ожидать. Они бы оба расстались с жизнью, попади он домой и сообщи эдилу об их роли в заговоре доктора Дисмаса.

Когда Йама сполз с осыпи, рука его нащупала что-то холодное и твердое. Нож из металла, с лезвием длиной в локоть! Холодный на ощупь, он испускал слабое сияние; искры света заметались на живой глади лезвия, когда Йама взмахнул им в темноте. Осмелев, Йама направился назад к саркофагу.

В глаза Йаме ударил тусклый свет, проникающий из-за спины одного из близнецов, который стоял в узком входе гробницы.

— Эй, малек! Чего ты боишься?

Йама поднял длинный нож.

— Не тебя, Луд!

— Дай я его поймаю, — сказал Лоб, заглядывая через плечо брата.

— Не закрывай свет, идиот! — Луд оттолкнул Лоба с дороги и ухмыльнулся:

— Там ведь нет выхода, правда? Иначе бы ты не вернулся. Мы можем и подождать. Утром мы поймали рыбу, и у нас есть вода. А у тебя нет, иначе ты бы прямиком отправился в город.

Йама ответил:

— Я вечером убил дамана. Я хорошо поел.

Луд шагнул вперед:

— Но могу поспорить, ты не смог напиться в том пруду, а? Мы не смогли, а мы-то можем пить почти все на свете.

Йама почувствовал, как за спиной колыхнулся воздух. Он спросил:

— Как вы сюда спустились?

— Веревка, — ответил Лоб. — Из лодки. Я сумел ее спасти. Люди говорят, мы тупые, но это не так.

— Значит, я могу взобраться наверх, — сказал Йама и двинулся в обход гроба к Луду, размахивая перед собой ножом. Нож мягко гудел, рукоятка покалывала ладонь.

Лезвие засветилось голубым огнем, и он почувствовал, как в кисть вливается холод и ползет по руке.

Луд отступил.

— Ты же не станешь… — пробормотал он.

Лоб оттолкнул брата, пытаясь проскочить мимо него внутрь. Он был возбужден.

— Переломай ему ноги! — кричал он. — Переломай ноги, посмотрим тогда, как он поплывет.

— Нож! У него нож!

Йама снова взмахнул ножом. Луд шагнул назад, налетел на Лоба, и оба повалились на пол.

Йама закричал: слова царапали глотку, саднили язык.

Он сам не понимал, что кричит… И вдруг споткнулся, потому что ноги показались слишком длинными и мощными, а руки висели как-то не правильно. Где его лошадь и где весь отряд? Похоже на разрушенную гробницу.

Может быть, он упал в базальтовый штрек? Он помнил только внезапную рвущую боль — и вот он здесь, а два каких-то толстых негодяя ему угрожают. Он бросился на того, что поближе, парень отскочил с нервной проворностью, нож ударил в скалу и высек целый дождь голубых искр. Теперь нож словно бы взвыл. Он вскочил на гроб — да, точно, это гробница, — но тут оступился и потерял равновесие; не успел он выпрямиться, как второй негодяй уцепился ему за щиколотки, и он тяжело повалился на пол, сильно ударив о каменный пол бедро, локоть и плечо. Пальцы онемели от боли, и нож выпал, покатившись по полу и оставляя в камне дымящийся желоб.

Луд подбежал и отбросил нож в сторону. Йама вскочил на ноги. Он не помнил, как упал. Правая рука его онемела и застыла, она висела будто чужая. Луд бежал на него, Йама левой рукой выхватил из-за пояса обсидиановый нож. Они столкнулись у стены, и Луд задохнулся и схватился за грудь. По его руке струилась кровь, и он смотрел на нее в отупении.

— Что? — спросил он. Потрясенный, он отступил от Йамы и снова произнес:

— Что?

— Ты убил его! — закричал Лоб.

Йама встряхнул головой. Он не мог отдышаться. Древний нож лежал на грязном полу прямо посередине между ним и Лобом, испуская искры и густой дым, издающий запах горящего металла.

Луд пытался вытащить из груди обсидиановый нож, но он сломался и кусок шириной с палец остался торчать в груди. Луда шатало из стороны в сторону, руки его были залиты кровью, кровь текла из раны и впитывалась в пояс килта. Казалось, он не понимает, что с ним случилось, повторяя снова и снова:

— Что?.. Что?..

Оттолкнув брата, он упал на колени у входа в гробницу. Проникающие внутрь лучи света дробились о его тело.

Его блуждающий взгляд будто искал что-то в ярко-синем небе и не мог найти.

Лоб уставился на Йаму, его серый язык дрожал между торчащими клыками. Наконец он сказал:

— Ты убил его, сволочь. Ты не должен был его убивать.