— Я хочу спросить, делхассе. Когда клятва будет разорвана, сны прекратятся? Отвечай честно, это приказ.

Он молчал почти полминуты, наслаждаясь напряженной тишиной. На самом деле существовали заглушки, амулеты против телепатии. Ничего, и без него разберемся. Так что зря этот дебил корчил из себя всесильное, повелевающее судьбами существо.

— Думаю, прекратятся. Но вы первые наглые людишки, которые додумались вызвать меня. Поэтому, чем это грозит и чем закончится, я не знаю. А пока наслаждайтесь снами. — Он снова хохотнул. Эльф морщился так, будто у него болели зубы. Я подумала о том, что, возможно, они пошли сюда все вместе потому, что видели во снах что-то настолько ужасное, что просто не могли выдержать общество делхассе наедине.

— Пошли, ребята. Сами разберемся, — недовольно фыркнула Феолески. Я трусливой серой крыской юркнула за дверь первой. — Эй, Ильдар, — сказала Риалис, — я завтра закончу, и тогда будет твоя очередь загадывать желание. Чем скорее разберемся с этим, тем лучше.

— Могла бы сделать это и раньше, — недовольно отозвался некромант уже на лестнице.

— А ты мог бы вторым в ритуале участвовать. Сам же мне очередь уступил.

— А что с твоим отцом? — спросила я. Мы вышли из провонявшего табаком и старьем дома, и я все еще боялась обернуться, словно демон может смотреть нам вслед.

— Чернуха. — Ильдар сказал это коротко и почти обыденно.

— Твой отец тоже некромант?

— Да, — буркнул он, засунул руки в карманы и, слегка сутулясь, ушел вперед. Ильдара трудно было назвать общительным человеком, и похоже, он не любил, когда ему сочувствуют. Я плохо знала его. Настоящим в нем были его молчаливость, его трагичная история, его тщательно отглаженная рубашка со строгим воротником, впивающимся в шею, и холодные черные-черные, как остывший кофе, глаза, словно знающие все горе этого мира. Я не любила чужое горе. Я его боялась и старалась избегать.

Чернухой болели только маги, часто сталкивающиеся с некромантическим воздействием, отчасти из-за этого болезнь так и называлась. По большей же части из-за симптомов. То ли выведена в искусственных условиях каким-то ненавистником темных, то ли развивается сама у тех, кто много колдует. Неизлечима. Ее еще называли болезнью волшебников. Плата за чрезмерный дар. Равновесие природы, чтоб его. Зачем-то я взглянула на свои разодранные кошкой руки и не обнаружила ни единой царапины. Быстро зажило. Не к добру.

Ужас и ненависть. Каи-ши упивался ими, сколько себя помнил. Но такой приятный страх, щекочущий ноздри, испытывал мало кто. И уж тем более никто не осмеливался демонстрировать к нему ненависть так в открытую. Каи-ши любил, когда ему бросали вызов.

Из нее бы вышла хорошая рабыня. Такой непомерный ужас льстит. Она бы приносила шиагу на тонком подносе, покрытом расшитой тканью, и сидела бы у его ног. Маленькое, напуганное существо, которое никогда не причинит никакого вреда. Даже если дать оружие и открыть все секреты. Даже если раскинуть в стороны руки и спокойно ждать удара.

Эти зверьки так бесконечно беспомощны, как они вообще выживают? Это удивляло и злило его с первого же мгновения, когда он увидел их. Это несправедливо. Такое слабое должно быть убито. С другой стороны, из них бы вышли забавные игрушки. Абсолютно бесполезное, слабое существо, но как красиво бы смотрелось в безликих залах Гнадура. Как бы она ненавидела его. Как бы боялась. Она бы пускала цветные лоскутки света, чтобы развлечь его. Он уже чувствовал ее почти своей собственностью. Хотя клятва все еще держит и не приблизишься; сколько ни бей стекло, что разделяет, не разобьешь его. Это даже… интриговало. Плоха та добыча, которая досталась слишком легко.

Он посмотрел из окна на проходящих внизу, ничего не подозревающих зверьков. От его взгляда они вздрагивали и начинали вертеть головой по сторонам, еще не понимая ничего. Но уже начиная испытывать безотчетный ужас. Ему нравилось развлекаться так. Эти маленькие существа забавны. Как хрупкие статуэтки калами, которые вырезают рабы во время своих утренних песнопений, они крошатся в ладонях, стоит лишь неловко взять их. А потом остается лишь белая сахарная крошка с приторным привкусом веана да ощущение потери. Правы были те неудачники, кто возвращался ни с чем, в своих ничтожных речах призывая найти путь в этот мир. Но делхассе заняты своими делами, слишком заняты, чтобы слушать глупые речи. Каи-ши разорвал бы границы, если бы смог, это стоило всех усилий, и привел бы сюда армию. Он стал бы Повелителем здесь. Хороший мир. Свободный. И падут хрупкие стены жалких игрушечных городов, склонят головы эти «великие» колдуны и воители. Много хороших рабов получат те, кто признает его. Ради такой платы за ним бы пошли, даже если будет вякать этот Веск-вахк-хуццаге. О да, они бы пошли за ним, за Каи-ши. Этот мир — ошибка, такие слабые существа просто не могут существовать, но крепка его грань. Слишком крепка. Стоит подумать над этим. Пока он здесь, зацепка уже нашлась, осталось лишь ее правильно использовать.

Иногда мне кажется, вся моя жизнь состоит из ожидания. В такие моменты она как бы складывается в мертвые кольца. Часы на столбе с треснувшим циферблатом показывали одно и то же время, сколько на них ни смотри. Секундная стрелка с тихими щелчками медленно двигалась по кругу. Издевательски медленно. Я удрученно огляделась по сторонам. Было еще слишком раннее утро, чтобы много народу шаталось по улицам. Дорожная станция так вообще была безлюдна. Крохотный, огороженный пятачок земли на окраине города с расписанием следования экипажей и старомодным билетным ларьком. Демон стоял чуть поодаль от нас, с интересом разглядывая афиши. Ильдар уезжал к отцу и забирал чудовище с собой, и я уже готовилась почувствовать себя счастливой и беззаботной, словно с моих плеч сняли тяжелую скалу.

Щелк. Щелк. Секундная стрелка пластами отрезала время до моей свободы. Нас будут разделять почти сотня миль, впрочем, в случае с демоном и тысячи было бы маловато. Я до сих пор чувствовала прикосновение жестких горячих пальцев, выжигающих линии на моем лице, хотя долго терла кожу с мылом. Я отошла так, чтобы меня загораживала от демона Риалис. Было погано даже просто чувствовать на себе его взгляд. Вдали никакого экипажа не было видно, и трудно поверить, что он успеет приехать вовремя. А значит, придется ждать еще. Ожидание больше всего походит на мучительную тянущую боль, которую прекратить невозможно, разве только повеситься.

Некромант флегматично копался в дорожном мешке; эльф вглядывался в горизонт; Феолески зевала, ее тянуло заснуть стоя, то ли из-за раннего времени, то ли опять ночью донимали кошмары. Я тоже смотрела на бесконечную пыльную дорогу, выходящую из приоткрытых ворот города. Когда я была маленькая, я верила, что звезды падают на участке ничейной земли за нашими домами, по тому как больше некуда, если бы на крышу свалились, все б их увидели. Потом кто-то мне сказал, что звезда, срываясь с неба, обязательно ровнехонько врезается прямо в далекую линию горизонта, и звезд там теперь валяется не перечесть. Именно поэтому на восходе и на закате горизонт занимается первым и темнеет последним, это сияют отраженные блики звезд.