Его прервал звонкий девичий голос, раздавшийся за нашими спинами:

— При чем здесь мисс Трелони? Она здесь!

Мы дружно обернулись. В дверях стояла Маргарет. Мы не знали, давно ли она здесь присутствует и что стало доступно ее ушам.

Неожиданно брошенная фраза ставит в тупик, потому что сразу невозможно оценить ее содержание, а также интонацию. Наша ситуация не была исключением. Однако, справившись с испугом, я уже не сомневался в искренности заданного Маргарет вопроса. Между тем девушка спокойным тоном продолжала:

— О чем вы беседовали здесь все это время, мистер Росс? Полагаю, мистер Корбек рассказывал вам о своих приключениях в поисках светильников. Надеюсь когда-нибудь услышать об этом от вас, мистер Корбек, но не раньше, чем мой бедный отец почувствует себя лучше. Я уверена, что он и сам с удовольствием присутствовал бы при вашем рассказе. Так я права? — Маргарет быстро оглядела каждого из нас и, очевидно, утвердилась в своих предположениях. — Отлично! Надеюсь, долго ждать мне не придется. — Она помолчала, затем, вздохнув, продолжила: — Меня ужасно расстраивает болезнь моего отца. Я чувствую, что нервы у меня сдают, и поэтому решила прогуляться по парку. Может быть, мне станет легче. Если вы не против, мистер Росс, я попросила бы вас побыть с отцом. Тогда я буду спокойна.

Я с готовностью поднялся, радуясь тому, что бедная девушка хотя бы на полчаса выйдет на воздух. Она казалась очень усталой, и у меня даже кольнуло в сердце, когда я взглянул на ее бледные щеки. Я отправился в комнату мистера Трелони, чтобы занять свое обычное место. В это время у его постели дежурила миссис Грант. В свое время мы приняли решение, что днем в комнате достаточно одного человека, и, когда я вошел, экономка воспользовалась случаем и вышла, чтобы заняться своими делами. Шторы были подняты, но окна выходили на север, и жаркие лучи солнца не попадали в помещение.

Я сидел, размышляя над рассказом Корбека, пытаясь найти связь между этими удивительными событиями и тем, что происходило в доме. Подозрения не оставляли меня, я уже начал сомневаться во всех и во всем, даже в собственных чувствах. В моей памяти то и дело всплывали предостережения опытного детектива. Он считал мистера Корбека ловким и умным лжецом, а мисс Трелони его сообщницей. Маргарет — сообщница! Можно ли оставаться наедине с подобным предположением? Я готов был пожертвовать жизнью, лишь бы она оказалась ни при чем! Один лишь ее образ, нежный голос…

Сильный и властный голос прервал мои мечты:

— Кто вы? И что вы здесь делаете?

Несмотря на все ожидания, касающиеся его пробуждения, никому не приходило в голову, что Абель Трелони может проснуться сразу в ясном сознании, полностью владея собой. Я был настолько поражен, что ответил почти машинально:

— Меня зовут Малькольм Росс. Я присматриваю за вами.

Он казался удивленным и тут же забросал меня вопросами:

— За мной? Что вы подразумеваете? Зачем за мной присматривать? — Его взгляд остановился на собственном плотно перевязанном запястье. Тон его смягчился, стал менее напористым и более спокойным, как у человека, смирившегося с фактами. — Вы врач?

Я едва не улыбнулся, испытывая облегчение после долгого беспокойства за его жизнь.

— Нет, сэр.

— Но тогда почему вы здесь? Если не врач, то кто вы? — Его голос вновь посуровел.

Целый ряд аргументов, на которых должен основываться ответ, пронесся в моем мозгу быстрее, чем слова слетели с губ. Маргарет! Я должен помнить о Маргарет! Сейчас передо мной ее отец, ничего обо мне не знавший; естественно, его заинтересует и наверняка обеспокоит тот факт, что дочь предложила мне стать сиделкой у его постели. Обычно отцы с некоторой ревностью относятся к выбору дочерей, и, поскольку я не рассказал ей о своей любви, мне не следовало какими-то своими словами и поступками ставить ее в неловкое положение.

— Я барристер. Но здесь я не в качестве юриста, а просто как друг вашей дочери. Мисс Трелони попросила меня прийти, потому что знала о моей профессии и потому что решила, будто вас пытались убить. Позднее она, видя мое дружеское расположение, позволила мне остаться в соответствии с вашим пожеланием о постоянном дежурстве.

Мой собеседник отличался сообразительностью и, насколько мне было известно, немногословием. Сейчас хозяин дома не сводил с меня внимательного взгляда и, казалось, читал в моем мозгу каждую мысль. К счастью, он, не вдаваясь в подробности, из каких-то своих соображений принял, по-видимому, мои слова на веру. Глаза его блеснули, и губы чуть шевельнулись, следуя собственному ходу мыслей. Неожиданно мистер Трелони спросил:

— Думала, что меня хотели убить? Это случилось вчера вечером?

— Нет! Четыре дня назад.

— Что?!

Пока мы разговаривали, Абель Трелони сел на постели, а теперь, казалось, готов был из нее выскочить. Однако он сумел взять себя в руки и, откинувшись на подушки, тихо проговорил:

— Расскажите мне все — все, что знаете, каждую подробность! Ничего не упускайте. Но погодите: вначале заприте дверь! Прежде чем я кого-либо увижу, мне хочется узнать все детали того, что со мной произошло.

«Кого-либо увижу!» Меня, очевидно, считали исключением. Сочтя это признаком доверия ко мне, я с готовностью подошел к двери и тихо повернул ключ.

Когда я вернулся, мистер Трелони уже удобно устроился на постели.

— Говорите! — приказал он.

Я рассказал ему все, что только мог вспомнить, о событиях, имевших место после моего появления в доме. Конечно, я ни словом не обмолвился о моих чувствах к Маргарет, а о Корбеке сообщил, что тот приехал с какими-то лампами, которые разыскивал по его, Абеля Трелони, поручению. Разумеется, я не стал скрывать от него их пропажу и то обстоятельство, что они неожиданно нашлись в его доме.

Абель Трелони слушал с поразительным в данных обстоятельствах самообладанием, однако нельзя сказать, что он оставался равнодушен, поскольку глаза его иногда загорались, а сильные пальцы здоровой руки сжимали простыню. Это было особенно заметно, когда я говорил о Корбеке и о том, как светильники нашлись в будуаре Маргарет. Иногда он бросал отдельные фразы, словно комментируя мой рассказ. Таинственные события, больше всего интересующие нас, его, казалось, не взволновали; похоже, мистер Трелони уже знал о них. Больше всего его задело сообщение о выстрелах сержанта Доу. Пробормотав: «Тупица», он быстро глянул в сторону поврежденного шкафчика, всем своим видом выражая раздражение. Когда я упомянул о тревоге его дочери, о ее бесконечной заботе и преданности, он, пожалуй, был тронут и с изумлением прошептал: «Маргарет! Маргарет!»

Я закончил рассказ, доведя его до настоящей минуты, когда мисс Трелони отправилась на прогулку (сейчас я не осмелился думать о ней как о Маргарет). Мой внимательный слушатель довольно долго сидел молча — минуты две-три, но мне показалось, что они тянулись бесконечно. Затем он пристально посмотрел на меня и резко бросил: