И я тоже хочу ему помочь. Я же его незнакомка, которую он не узнает, но явно нервничает и ищет.

— Мы можем прямо сейчас поехать в больницу, — продолжает Владислав, и я понимаю, что он опасается, что я передумаю или вспомню все угрозы, которыми меня напичкал Леша, и пойду на попятную. — Я прозвоню знакомых, найду, кто понимает в этом и сможет подсказать.

— Хорошо.

— Настя, не волнуйся. Если проблема только в деньгах, то проблемы нет.

Я вновь киваю и вытираю выступившие слезы. И думаю о том, что не хочу больше играть никаких ролей. Не хочу быть незнакомкой или тайной страстной любовницей, послушной женой для садиста или его кроткой отдушиной, на которой он может испробовать градус своей грязной игры. Не хочу вообще никаких игр, ни чужих, ни своих.

Я наигралась. И так, что в горле стоит ком, а пальцы приходится прятать под сумку, чтобы Владислав не видел, что они подрагивают. Лицо я тоже опускаю вниз, потому что в его глазах уже горит откровенная тревога. Чертов аларм!

Наверное, я скверно выгляжу. Впрочем, он и не видел меня другой. Нервная, запуганная, бледная… Так он считай описал мой внешний вид. И это открытие очень неприятно отдается внутри. Как и тогда, когда я впервые столкнулась с ним наедине в кабинке лифта, я думаю, что меньше всего сейчас напоминаю ту нежную кошечку из темного номера отеля.

У меня язык не поворачивается сказать ему, что это я на самом деле. Что вот такая я при свете. Заплаканная и несчастная девушка, которая сбегала к нему после тисков нелюбимого поехавшего мужа.

Не хочу так…

И я яркой вспышкой вспоминаю, что в сумке лежит кошелек, а там тот самый маленький кармашек, куда я кладу вторую симку. Это выход. Да, точно, я сделаю так. Я назначу ему новую встречу и скажу правду там, когда буду самой собой, а не бедной жертвой с протянутой рукой.

Я вытру слезы и приду в себя, надену лучшее белье и в четвертый раз вскружу ему голову. А потом включу свет.

Владислав незаметно и уверенно берет всё в свои руки. Он делает несколько звонков, а потом пересылает кому-то выписки из клиники, которые попросил кинуть ему на телефон. Он выглядит таким сосредоточенным, что я даже не задаю уточняющих вопросов, а откидываюсь на мягкую спинку кресла, полностью доверившись ему. Я тихонько сижу рядом и с интересом наблюдаю, как на самом деле выглядит искренняя забота.

Без торгов. И встречных требований.

Ничего подобного, и, кажется, он даже рад, что всё происходит именно так. Можно подумать, что это ему помогают и у него свалился огромный камень с души. Мужчина погружается в мою проблему с головой и на третий звонок уже знает диагноз мамы наизусть. И он не забывает бросать ободряющие фразы, наклоняя голову в мою сторону, так что я чувствую себя в абсолютной безопасности. Ведь он позаботится и найдет выход из любого тупика, какой бы глухой или сложносочиненный тот не оказался.

Я никогда не испытывала таких чувств. И у меня кружится голова так, будто я вдруг забралась на горную вершину, где льются свежие чистые потоки кислорода, а не спертый воздух, к которому я успела привыкнуть. Я не могу прийти в себя от столь резкой перемены, наблюдая рядом с собой совсем другого мужчину, с другими привычками и особенностями настоящего характера, и затихаю. Проваливаюсь в созерцательное настроение и могу лишь кивать ему да кидать короткие подсказки, когда он отрывается от телефонного разговора и перенаправляет мне вопрос собеседника.

Удивительно. И прекрасно.

В конце концов, Владислав вбивает в навигатор адрес клиники. После чего разворачивается на первом же перекрестке и едет, как и обещал к моей маме.

— Мы поговорим с ее лечащим врачом, — добавляет он.

— Спасибо. Я даже не знаю, что добавить, как отблагодарить…

— Не надо. Я лучше с Алексея спрошу и за помощь, и за неудобства.

По его заостренному тону я вдруг понимаю, что Владислав далеко не первый день подозрительно смотрит на соседа. В нем накопилось раздражение, которое успело перерасти в злость, что теперь требует законного выхода наружу. Он утвердился в своих подозрениях и не собирается останавливаться на одной помощи потерпевшим.

Нет, Леши тоже достанется…

Черт! А, когда он узнает, кто я на самом деле, то станет совсем плохо. Владислав завелся из-за нормальной мужской реакции, когда под боком обижают слабого, но если сюда добавить личный мотив, то коктейль станет взрывоопасным. Я ведь буквально кожей чувствую, как от Владислава тянет могучим штормом, я перевожу взгляд на его крепкие руки и ежусь. Леша, конечно, тоже не из тщедушного десятка, но против такой силы трудно найти средство. Особенно, когда та замахивается за правое дело.

Леше очень сильно достанется.

— У тебя больше нет родственников? — спрашивает Владислав, отправляя сотовый в карман пиджака.

— Нет. Только лучшая подруга.

— Алиса?

У меня совершенно вылетело из головы, что он знает ее. И я проклинаю себя за дурацкое уточнение, которое сорвалось с моих губ. Я слишком расслабилась рядом с ним, поддавшись его убаюкивающим интонациям.

— Нет, другая.

Вру.

— А с Алисой часто общаешься?

— А зачем тебе?

Владислав легонько усмехается и прикусывает нижнюю губу, чему-то развеселившись.

— Это не допрос, — он сдает назад и сотворяет с голосом настоящую магию, тот вдруг становится совершенно шелковым, хотя и полыхает сексуальными искорками, как звездопад. — Алиса игнорирует мои звонки, а мне очень нужно добиться от нее одной информации.

Я не спрашиваю какой. Он не уточняет, а значит не мое дело. Это во-первых. А, во-вторых, это стопроцентно мое дело, и я понимаю, о какой информации он говорит без подсказок.

— Я могу передать ей твою просьбу.

— Скажи Алисе, что она не такая стерва, какой хочет казаться.

— И всё?

— Она поймет.

Я киваю. И подумываю о том, что Алисе необязательно что-то передавать, ведь слова Владислава дошли до главного адресата. Он пока этого не знает, а я тем временем чувствую себя последней стервой.

Эталонной.

К счастью, мы вскоре приезжаем на место и отвлекаемся на другие разговоры и других людей. Минут через пятнадцать приезжают еще двое мужчин в костюмах, которые по-дружески пожимают ладонь Владислава и сразу же переключаются на медицинский персонал. Когда же приходит лечащий врач моей мамы, беседа незаметно превращается в консилиум, где я не понимаю каждое второе слово. Поэтому я цепляюсь за деловую интонацию мужчин, в которой мне слышится что-то вроде “план такой, делаем так”

И я замечаю теплый взгляд лечащего врача, которым он задерживается на моем лице. Он рад, что я нашла способ оставить маму в клинике и дать ему закончить назначенное лечение. Он легонько кивает мне, и я успокаиваюсь окончательно. Я даже отступаю к стенке коридора, где нас застал разговор, и опираюсь на нее, утыкаясь лбом в прохладную поверхность. Хочется прикрыть глаза и хотя бы минуту ни о чем не думать. Ни о плохом, ни о хорошем, а просто побыть в волшебной тишине.