– Ой! Черт возьми!

Я виновато задергиваю шторы и поворачиваюсь к Роуэну Сильванану. Его брови нахмурены, перчатки сняты, а рубашка наполовину расстегнута.

Мой взгляд непрошеным гостем скользит по его обнаженной коже. Шрамы вокруг его горла уходят ниже, чем я думала, пересекая ключицы и доходя до груди. К моим щекам приливает кровь. Я быстро отворачиваюсь.

– Виолетта.

Его хмурый взгляд становится еще серьезнее, и он неловко запахивает рубашку, быстро затягивая шнурки.

– Почему ты в моей спальне?

– Твоей спальне?

Я оглядываюсь. Голые стены. Скудная мебель. Диван под окном. Теперь я вижу, что на нем аккуратно расстелено лоскутное одеяло и лежит подушка.

– Но она такая пустая.

– Мне так нравится.

– Ты владелец поместья. Почему ты спишь на диване?

Роуэн издает звук, что-то среднее между вздохом и недоверчивым кашлем.

– Это фаэтон.

Его глаза сужаются, когда он скользит по мне взглядом.

– На тебе мой плащ?

– Я его одолжила. Ты же сам оставил мне его.

Я быстро снимаю плащ и протягиваю его Роуэну:

– Можешь забрать его прямо сейчас.

Он не двигается. Его плащ сползает с моей руки на пол. Скрестив руки, Роуэн смотрит, как он падает.

– Так что ты тут делаешь?

– Здесь была птица.

– Что?

– Она оказалась здесь в ловушке. Мне пришлось открыть твое окно, чтобы освободить ее.

В комнату влетает внезапный порыв ветра. Занавески хлопают и обрушивают на нас каскад пыли. Мы оба чихаем.

– Птица? Вот почему ты сюда тайком прокралась?

Роуэн снова чихает, и я начинаю смеяться, когда он морщится, весь в пыли. Он продирается через шторы и берется за окно, но закрывается оно так же плохо, как и открывается.

– Оно застряло. Позволь мне помочь.

Я хватаюсь за раму. Мое плечо касается его плеча, и наши руки так близко друг к другу, что почти соприкасаются.

– И я не кралась. У меня есть дела поважнее, чем шарить по твоей спальне.

– День был достаточно долгим и без твоей невероятной глупости, Виолетта.

Он толкает створку еще раз, и окно захлопывается. Стекло грохочет от удара. Мы оба прыгаем. Замершие шторы опускаются, образуя мягкую стену между нами и остальной частью комнаты. По нам струится солнечный свет. Я смотрю на Роуэна и хочу прикоснуться к шрамам, пересекающим его челюсть, его рот. Держу руки по бокам, чтобы сдержаться.

– Как прошел ваш визит в деревню?

– А ты как думаешь?

Он вздыхает.

– По последним слухам, мы с Кловер собираемся принести какую-то кровавую жертву.

Я смотрю на его перевязанную руку.

– Ну, надо признать, что они не совсем не правы.

Он устало смеется, затем начинает расправлять рукава и снова их опускать.

– Я уверен, тебе приятно знать, что все разделяют твое мнение о том, что я монстр.

Я делаю вид, что изучаю его.

– Из тебя и монстр-то так себе. В самом деле, тебе нужны клыки.

– Клыки?

– Или, может быть, хвост. Ты мог бы им подергивать, когда злишься.

– Если бы у меня был хвост, он бы сейчас подергивался.

Я не могу не улыбнуться. Он монстр. Он мальчик. Печальный и сердитый. Он раздвигает шторы и придерживает их для меня. Я прохожу через узкое пространство, и он отодвигается, скорчившись при виде моей ночной рубашки.

– Ты все еще в грязи с прошлой ночи.

Он идет вслед за мной. В комнате тускнеет, когда за ним опускаются шторы.

Я осматриваю себя. Моя ночная рубашка в грязи, волосы спутаны, а кончики локонов запачканы грязью. Я начинаю смеяться.

– Я нарушила твои стандарты чистоты? У меня не было времени переодеться с тех пор, как мы были у озера.

– Возможно, тебе захочется принять ванну перед ужином.

В отличие от меня Роуэн одет аккуратно. Повязка на его запястье – единственный намек на безумие прошлой ночи. Меня охватывает сильное желание сделать что-то такое, чтобы он тоже стал неопрятным. Наступить на его сапоги грязными ногами или расстегнуть рубашку. Скомкать ее.

– Что случилось? Ты боишься, что я испорчу твою красивую чистую рубашку?

Я хватаю его за рукав и тру ткань между пальцами. Он в ужасе ловит мою руку.

– Под ногтями все еще есть кровь!

– Это твоя кровь!

Все еще смеясь, я падаю на его грудь, наслаждаясь своей шуткой.

Он смотрит на меня сверху вниз:

– Ты – настоящая угроза.

Он все еще держит мою руку, и я переплетаю наши пальцы. Искра вспыхивает во всем моем теле: от груди и ребер до кончиков пальцев. Тепло шевелится под моей кожей, как будто в моих жилах расцветает сад.

Между нашими сцепленными пальцами мерцает свет.

Роуэн, шокированный, вздрагивает.

– У тебя есть магия.

Он насторожен, но в его словах есть уверенность.

– Вот что ты сделала вчера вечером. Ты применила свою магию против Гнили.

По праву эта сила принадлежит мне. Я дрожу, вспоминая слова Подземного Лорда.

– Я не…

Роуэн поднимает мою руку выше и поворачивает ее ладонью вверх, а затем грубо проводит пальцами по линии моего сердца. Мы оба глубоко вздыхаем, и я смотрю, как тьма расползается по шрамам на его горле. Ее ленты обвивают его, и я чувствую, как глубоко внутри меня это отдается эхом.

И сила, магия, моя магия, и искры, и огонь. В комнате становится светло, словно в камин кинули россыпь углей. На короткий сияющий момент, прежде чем сила исчезла, мои руки, мои ладони, мои пальцы… они светились.

Роуэн стискивает зубы, когда тьма распространяется по его шее и челюсти. Он закрывает глаза, и чернота постепенно начинает исчезать.

– Почему ты не сказал Кловер, что у тебя есть магия, когда она спросила тебя?

Он смотрит на мои руки.

– В тот день в твоем доме, если бы я знал об этом, я бы…

– Ты бы знал, что я буду тебе так же полезна, как Ариен?

– Это неправда. Я не хочу использовать тебя, Виолетта. Я…

Он поднимает руку, но я отступаю.

– Мы можем просто забыть об этом?

– Я понимаю, что мне ты не доверяешь. Но как насчет Ариена? Почему ты скрыла это от него?

Потому что ее не было. Моя магия – лишь слабая пульсация в ладонях, но я все еще чувствую, как она разрослась, когда Роуэн коснулся меня. Искры, которые исходили из моих пальцев. Когда я думаю об этом, мне хочется и оттолкнуть его, и притянуть ближе. Почему жизнь в Лейкседже – жизнь с ним – заставила эту странную, потерянную силу пробудиться во мне?