Таким образом, как отмечает норвежский экономист Э. Райнерт, Англия разбогатела не столько при помощи Смитовой политики laissez-faire и свободной торговли, сколько благодаря созданию институциональной системы, главными элементами в которой были налоги и таможенные пошлины[152].

Однако, получив преимущества в развитие собственной промышленности, Англия и США не спешили передавать свой подлинный опыт другим странам. Вместо этого они навязали развивающемуся миру либеральную доктрину А. Смита, а также теорию сравнительных преимуществ, разработанную английским экономистом Д. Рикардо и получившую свое современное развитие в работах американского экономиста П. Самюэльсона. По мнению Э. Райнерта, применение данной теории является причиной неэквивалентного обмена и непрерывного увеличения разрыва в доходах между развитыми и развивающимися странами. Основанная на обмене трудочасами, теория сравнительных преимуществ не усматривает разницы в труде посудомойки и юриста, маляра и программиста. К тому же, эта теория не учитывает фактора возрастающей отдачи, характерного для инновационной промышленности. К примеру, разработка программного обеспечения для новой операционной системы может обойтись в десятки и даже сотни миллионов долларов, однако каждый следующий диск с данной программой будет обходиться в несколько центов. По иному выглядит ситуация в сельском хозяйстве или добывающей промышленности, где действует закон убывающей отдачи.

Функционированию модели неэквивалентного обмена способствуют подконтрольные англосаксам международные государственные финансовые институты, такие как МВФ и Всемирный банк, которые через политику Вашингтонского консенсуса практически запретили развивающимся странам следовать экономической политике богатых стран.

Подчеркнём, что современное глобальное лидерство было обеспечено вследствие первоначального установления Англией жёсткого контроля над своей финансовой системой. Процесс этот длился на протяжении более трех столетий. Исторически финансовое могущество Англии было предопределено тем, что на ранней стадии развития капитализма этой стране удалось осуществить централизацию системы государственных финансов, чего не смогли в полной мере достичь конкурирующие с ней Франция, Испания и Голландия. Рассмотрим этот вопрос более подробно.

В средневековой Европе проблема денежного обращения была связана с существованием огромного количества лиц, обладающих правом чеканки монет, что вызывало путаницу в средствах обращения, поскольку на рынке обращались монеты самого разнообразного сорта, качества и достоинства. Так, во Франции до XIII в. существовало 300 монетных дворов, которые выпускали низкопробную и все более ухудшающуюся монету. В Германии в Средние века было около 600 монетных дворов. В Англии дело обстояло лучше. Здесь первоначально было много монетных дворов, но чекан был однообразный – повсюду чеканилась королевская монета. К концу XIII в. число монетных дворов в Англии сократилось до 12[153].

Упорядочивание денежного обращения способствовало тому, что Англия первой в Европе перешла к бумажным деньгам, которые первоначально существовали в форме билетов золотых дел мастеров (ювелиров), завоевавших широкое доверие публики. Доверие населения к банкнотам усилилось после того как Банк Англии получил монополию на их эмиссию. В дополнение к этому в XVIII в. Англия осуществила «финансовую революцию» в сфере политики государственных займов, которая завершилась преобразованием государственного кредита. Подобная реформа стала возможной лишь благодаря глубокой предварительной реорганизации английских финансов. В целом в середине XVII в. английские финансы по своей структуре были довольно схожими с финансами Франции того же времени: они были децентрализованными и зависели не только от государства. В то время сбором налогов занимались частные лица (откупщики), которые одновременно выступали признанными заимодавцами короля. В свою очередь финансисты Лондонского Сити занимались своими собственными делами, а чиновники не зависели от государства, поскольку покупали свои должности. Английская реформа, целью которой было избавиться от посредников, паразитировавших на государстве, совершалась незаметно и последовательно. Сначала в ведение государства были переданы таможни (1671 г.) и взимание акцизного сбора (1683 г.), затем налог на потребление, введенный по образцу Голландии. Создание в 1714 г. должности лорда-казначея (Lord Treasury) повлекло за собой учреждение ведомства Казначейства (Board of Treasury) – Совета финансов, в обязанности которого входил надзор за поступлением доходов в государственную казну (Exchequer). Таким образом, происходила постепенная национализация финансов, которая включала в себя установление к середине XVIII в. контроля над Банком Англии, а также (с 1660 г.) получение решающего голоса в парламенте в вотировании кредитов и новых налогов[154].

Промышленная революция и колониальная политика сделали Великобританию чрезвычайно богатой страной в XIX в. Однако в результате разрушительных последствий Первой и Второй мировых войн и распада колониальной империи стабильность и безопасность в британском обществе были нарушены, благосостояние населения значительно снизилось, фунт стерлингов утратил функцию ключевой резервной валюты, а Лондон – присущий ему на протяжении веков статус мирового банкира. Осталась ли Великобритания верной своим либеральным принципам при таких обстоятельствах? Нет. Напротив, Великобритания перешла к политике построения глубоко структурированного социального государства, которая сопровождалась национализацией значительной части британской промышленности и введением чрезвычайных налоговых ставок. До тэтчеровской приватизации в государственной собственности находились такие английские компании как Jaguar, Rolls-Royce, British Petroleum, British Telecom, British Oil, British Steel, British Aerospace, British Gas. Национализированный в 1946 году, Банк Англии до сих пор принадлежит государству. Еще в 1979 г. максимальная ставка налога с доходов в Британии (который взимался с богатых лиц) достигала 98 %, из которых 83 % составлял налог на зарплату, а еще 15 % дополнительно взимались с так называемого нетрудового дохода (unearned income) в виде начисленных процентов и дивидендов[155].

Как и следовало ожидать, длительное послевоенное государственное регулирование экономики снизило эффективность процессов хозяйствования в стране, испокон веков ориентированной на свободу предпринимательства. Последующие либеральные реформы М.Тэтчер послужили сильным толчком для восстановления экономической динамики: налоги на богатых были радикально снижены, дерегуляция экономических процессов сопровождалась широкомасштабной приватизацией промышленности и либерализацией финансового сектора. Тем не менее, успех политики тэтчеризма вряд ли мог бы быть гарантированным без предшествующего периода активного государственного вмешательства в регулирование экономических процессов, в результате которого были восстановлены экономическая и политическая стабильность в британском обществе.