Карты сложились у меня в голове, словно игра, словно wargame, словно ловушка.

Я поеду по северному берегу мимо Бэ-Комо, Сет-Иль, Авр-Сен-Пьер и остановлюсь в Наташкане.

Я остановлюсь. Потому что там кончается дорога номер сто тридцать восемь.

В этом районе Канады нет путей сообщения, даже второстепенных. Вы найдете лесные дорожки, туристские тропы, обрывающиеся участки тропинок или вовсе ничего не найдете. Единственный эффективный вид транспорта – флотилия паромов, которые периодически пересекают пролив Бель-Иль между Терр-Нёв и континентом, а потом отправляются к восточному берегу или уплывают на Святой Лаврентий. Вот здесь мы и растворимся в гористой природе, с каждым днем все больше становясь иголками в куче иголок. Здесь распахнутся челюсти ловушки. На самом деле, существует не так уж много вариантов доехать до Фермона, честно говоря, их всего два: первый – двигаться по северному берегу в направлении Тет-а-ля-Балейн в поисках прибрежного порта, где мы найдем паром, который отвезет нас в Ред Бэ, потом следовать по пятьсот десятому шоссе до Карт-райт, где мы снова воспользуемся переправой и достигнем пятидесятой дороги, у оконечности озера Мелвилл, в Норт Уэст Ривер, потом добраться до Гуз Бэ, после которой мы сможем наконец пересечь Лабрадор с востока на запад, попасть в Черчилл Фолс и Уобуш, а сразу за этим преодолеть границу Прованса и оказаться в Фермоне.

Это, откровенно говоря, не решение. Это не может даже быть названо проблемой.

Это целая страна.

А значит, остается только второй путь. После нескольких недель блужданий по внутренним, практически недоступным территориям мы, две иголки в куче иголок, два камешка, затерявшиеся в горах, две капли воды в океане, повернем назад к Бэ-Комо, поедем по триста восемьдесят девятой дороге и поднимемся к Фермону по границе двух провинций, но через Квебек.

Одна дорога. Одно направление. Одно решение.

Это хорошая ловушка.

Поэтому я намеренно оставил след, заправляясь на «Ультрамаре» в Тадуссаке. Я заплатил картой «Виза», последней из оставшихся у меня. Им будет трудно найти очевидцев нашего пребывания там, но они получат компьютерные данные. Сегодня человечество гораздо больше доверяет ряду цифр, чем состоящему из триллионов живых клеток организму.

И быть может, оно не так уж и неправо.

Но чтобы быть правым, этого тоже не вполне достаточно.

Поскольку благодаря этому следу, этим нескольким цифрам, этому сознательно, словно белый камешек, оставленному за собой коду, я дам им понять, насколько они ошибаются, ища меня там, на западе, в Абитиби. А главное, они тут же угодят в ловушку, спрятанную в ловушке, бросившись к дороге, на которую указывают панели с сигнализационными приборами, местонахождение заправочной станции и логика.

Ибо логика – это я.

Ибо местность, заправочные станции, дороги, дорожные указатели – это я.

Ибо даже этот мир, который я скоро покину, – это я.

Даже они некоторым образом – это я.

Поэтому я – ловушка, которая навсегда останется невидимой для них.

Посмотрите на меня внимательно: я – призрак, блуждающий между двумя мирами, я – призрак, скользящий по поверхности живого и неживого. Я поглаживаю человечество легкой рукой по ледяному эпидермису, но при этом создаю бездны на каждом пункте моего следования. Я – шпион. Я – человек, пришедший от абсолютного нуля и к нему же уходящий. Я – человек с Нулевой Отметки. Принадлежащий Земле в момент ее исчезновения.

Я – призрак с маленькой дочкой, пережившей охваченную огнем башню.

Вы не можете меня видеть, конечно. Потому что я вас вижу, потому что я за вами наблюдаю, потому что я за вами шпионю вот уже больше тысячи лет.

Передаваемый по радио хит «Personal Jesus» группы «Depeche Mode» заполняет салон машины механической пульсацией. Со времени отъезда из Тадуссака ни она, ни я не произнесли ни слова. Музыка удивительно гармонирует с пейзажем за окном, с этой минутой, с небесами, захватившими своим распахнутым пространством широкоэкранное лобовое стекло. Какая бы частота ни звучала, тайное и одновременно светлое согласие вот уже миллионы лет объединяет движущиеся существа с окружающей природой.

Наше молчание не таит в себе ни грусти, ни дурного настроения. Это нечто вроде благожелательного равнодушия по отношению к событиям в мире, нечто вроде безмолвного ухода в созерцательный образ жизни. Безмятежность, способная появиться лишь из беспокойства, умирающего под собственной тяжестью. Мы можем поздравить взрывы с тем, что они нас объединили. Мы можем поздравить человечество с тем, что оно побудило нас покинуть его таким способом. Мы можем поблагодарить людей в темных костюмах за то, что они вынудили нас бежать от них, то есть от этого мира.

Северное небо над нами скоро запылает раскаленными углями сумерек. Я хорошо ехал. Остановок было мало, и все они были запланированы. Мы переночуем в первом же мотеле, который встретится после наступления темноты. Утром я заплачу наличными, и мы снова отправимся в дорогу. Мы станем дорогой.

Вскоре мы совершенно затеряемся в недрах тайной цивилизации, которую скрывает в себе любая дикая природа.

С завтрашнего дня мы действительно перейдем к бродячему образу жизни.

С завтрашнего дня мы не будем проводить больше двух ночей в одном и том же месте.

С завтрашнего дня мы будем лишь появляться и исчезать, словно блуждающий огонек на карте мира. Мы сделаемся неотъемлемой частью пейзажа.

Чем ближе мы подойдем к будущему, тем ближе станет нам дикое состояние. Чем ближе мы подойдем к небу, тем ближе станет нам мир.

Мы оба очень остро это осознаем.

Мы знаем, что бегство из шаровидной тюрьмы – преступление. Мы нарушаем не только закон, но и запрет.

Они, конечно, попытаются нас поймать. Они, быть может, попробуют нас уничтожить тем или иным способом. Быть может, они захотят стереть все следы нашего пребывания на этой планете?

Фальсификаторы сделают эту работу вместо них – вот единственное мое утешение по этому поводу. И сделают это гораздо качественнее.

Итак, им будет достаточно нажать на спусковой крючок огнестрельного оружия.

Да.

Они часто так делают, когда не знают, что еще можно сделать.

Я знаю, что в этом отношении я могу им абсолютно доверять.

Лабрадор – это строго три цвета: белый, синий, зеленый. Очертания гор тут от края до края покрыты елями, а добрую половину года и снегом. На этот кусок планеты словно обрушилось небо: берег океана, устья, озера, реки, одновременно широкие и быстрые, кажутся упавшими на Землю осколками небосвода. Встречающиеся камни, в зависимости от положения солнца, выглядят то бледно-бежевыми, почти белыми, перламутровыми, ледяными, то серо-голубыми, словно сланец, то желтыми, чуть зеленоватыми, как охра. Белый, синий, зеленый. Словно эмблема, словно знамя. Это, несомненно, цвета национального флага Лабрадора.