Сцена I

Большая палата в покоях королевы, во дворце Смарагада. Сомелис восседает на высоком, подобном трону, стуле. Галеор с лютней в руках стоит перед ней. Бэлти и несколько женщин сидят на диванах неподалеку. Два черных гофмейстера стоят в ожидании у открытой двери.

Галеор(играя на лютне, напевает):

Поторопись, не стой столбом,

о, юноша горячий,

ведь ночь пришла, сгустилась тьма

и в треске пламени звеня

слышны шаги богини Илилоты.

Ее уста, ее глаза…

Поток уносит вас в мир сна.

Во лбу ее луна горит,

и лютня волшебством звучит,

вам предсказав явленье Илилоты.

Богини плоть как кость бела.

Ее объятья, как врата,

Ввас унесут в ее края

где льются реки колдовства

за алой звездочкой – жилищем Илилоты.

Сомелис:

Люблю я песни. Но скажите:

откуда столько вирш об Илилоте?

Галеор:

Она – богиня пред которой

склоняются все люди на земле,

где я рожден. Но разве в Юоросе

ее не обожают столь же сильно?

Она ж мягка, добра, в дарах обильна,

благоволит к влюбленным…

Сомелис:

…Ну уж нет.

…У нас она темна, и часто кровь

смешавшись с теплой пеной восхищенья…

А, впрочем, вы мне лучше расскажите

о дальних странах…

Галеор:

…что морями перемен

от нас отделены. Там кедры,

как беседки для любви, обвитые лозой

с цветами ярко-красными, как кровь…

По тропам, где лишь мох растет,

гуляют агнцы, чей мех – руно,

белее горных льдов.

А берега ручьев из сердолика

ведут к пещерам, где,

чуть приоткрывшись, лежат ракушки,

как уста красавиц. И ястребы морские -

рыбаки, раскинув крылья, словно бурый парус,

спешат из гнезд, чтобы вернуться к ночи,

когда огни заката разгорятся и засверкают

на судов обломках,

торчащих из прибрежного песка,

вокруг которых перламутр сверкает, как в

маскараде, древнем словно мир.

Сомелис:

Хотелось бы родиться в той земле,

а не на Юоросе.

Галеор:

Я хотел бы

гулять лишь с Вами ночью

вдоль пруда с узором вялой пены.

И наблюдать Канопуса сиянье

над кронами могучих кипарисов,

горящего как древности маяк.

Сомелис:

Уж лучше помолчите. Тут есть уши

что слышат лишнее, и рты что шепчут.

А муж – ревнивец…

( Она прерывается

В этот момент король Смарагад входит в комнату).

Смарагад:

… Сцена, просто прелесть.

Ты, Галеор, мне кажется, как дома

в палатах королевы. Говорят,

ты развлекаешь даму лучше,

чем грустный и унылый сюзерен.

Галеор:

Готов я скромно петь,

терзать с печалью лютню

как ради короля, так и его супруги.

Смарагад:

Действительно, поешь ты сладко.

Как птица симорг, ищущая пару.

А голос твой заставит трепетать любую женщину.

Он увлечет ее в водоворот безумной страсти…

И как давно ты здесь?

Галеор:

Я?.. С месяц.

Смарагад:

Да с летнего солнцестоянья.

И скольких из моих придворных дам

ты затащил в постель?

Иль должен я спросить,

кто возжелал тебя?

Галеор:

Нет никого, клянусь серпом луны…

В свидетели я Илилот возьму, ту что

влюбленным всем, как мать родная.

Смарагад:

Я понимаю. Рад бы был тому,

чтоб кто-то подтвердил твои слова,

но скромность нравов чудо в Юоросе.

Тут шлюх хоть пруд пруди.

(Поворачивается к королеве.)

Сомелис, не нальешь вина? Хочу я выпить

за целомудрие – дар редкий, дорогой.

Ведь за потерю могут покарать.

(Королева указывает на серебряный кувшин, стоящий на низком столике вместе с кубками из того же самого металла. Самаргад поворачивается спиной к остальным и наливает вино в три кубка, и словно случайно проводит ладонью над одним из кубков. Его он вручает Галеору. Другой дает королеве, а третий подносит к своим губам.)

Пусть каждый помнит свою роль,

вино вам разливал король.

Сие есть честь.

Мы пьем до дна

за королеву, короля,

и за тебя пьем, Галеор,

за песни бардов и наш спор.

(Король залпом выпивает кубок. Королева подносит свой кубок к губам и делает маленький глоток. Галеор поднимает кубок и смотрит в него.)

Галеор:

Смотрите, пена…

Смарагад:

…Пузыри…

мне даже кажется, они

сорвались с губ того, кто мертв,

кто тонет в бездне темных волн.

Сомелис:

Ваш юмор странен, господин.

Нет ни пузырика в вине.

Смарагад:

Тебе помедленней я лил.

(Галеору):

Ты не задумываясь пей.

Вино старинное вкусно,

а виноделы все мертвы…

(Поэт все еще колеблется, затем выпивает кубок залпом.)