Европейский кризис, 1848–1852 гг.

Временем кризиса можно считать период с 1848 по 1852 год, точно приходящиеся на половину столетия. Главным очагом долговременного брожения были Франция, Германия и Италия, но последствия парижских событий отразились, в большей или меньшей степени, на всех европейских государствах.

Англия, Швейцария, Скандинавские страны

Слабее всего, может быть, отозвались они в Англии, в которой были разрешены уже ранее жгучие вопросы: о равном со всеми положении католиков, парламентской реформе и уничтожении хлебной пошлины. Демонстрация чартистов в апреле 1848 года обошлась без кровопролития и не оставила следов. Управление страной находилось в руках вигов в течение всего тревожного времени (по февраль 1852 г.), и Англия служила в этот период убежищем для жертв различных превратностей судьбы. Первым прибыл сюда низверженный король французов. В то время, как на материке едва начинали стихать бурные волны, этот достойный зависти остров мог устроить у себя первую из всемирных промышленных выставок (май 1851 г.) в одном из больших лондонских парков. Скандинавские государства, Швеция и Норвегия, остались нетронутыми движением, но Дания, вследствие разгоревшегося еще ранее шлезвиг-голштинского конфликта, была вовлечена в германские волнения. События, происходившие на романском юго-западе Европы, Пиренейском полуострове, также не имели существенного значения в этот критический период, и судьбы этих стран, по отношению их к общему ходу истории, могут быть рассмотрены нами ниже. Нейтральные государства – Швейцария, Бельгия, Голландия – испытали на себе лишь незначительный след великого потрясения. Швейцария употребила это время на улучшение своей конституции, что ей благополучно удалось без особых треволнений. Вместо прежней системы сеймов с переменными и очередными местами заседаний, главным городом Союза был избран Берн, с Союзным собранием в нем. Это собрание состояло из национального совета, избираемого непосредственно населением, и совета старшин, избираемого 22 кантонами. Исполнительная власть была в руках союзного совета, избираемого общим собранием на три года и ежегодно избиравшего, из своей среды, президента Союза. Более того, радикальная партия в Нейенбурге воспользовалась моментом, когда никому не приходило в голову заботиться о том, что происходит в глухом уголке Швейцарии, и высвободила свой кантон из того странного положения, в котором он находился, будучи членом Швейцарского союза и в то же время княжеством прусской короны. Нейенбуржцы вынудили прусского королевского наместника бежать из кантона. Бельгия и Голландия, после того как Вильгельм I отрекся от престола и покинул страну, увозя с собой свои громадные богатства, стояли обособленными друг от друга. В Голландии, начиная с 1849 года, при Вильгельме II (1840–1849 гг.), одерживало решительный верх либеральное направление. В Бельгии конституция оправдывала себя самым блестящим образом; король мастерски управлял страной, которая отличалась в этот период небывалым спокойствием, в то время как колебались и самые древние престолы в Европе.

Германия. Мартовские смуты

Через несколько недель после февральской революции Германию нельзя было узнать. Парижские события вызвали здесь волнение, необычное для народа, вообще спокойного, издавна зорко охраняемого и огражденного от всяких влияний полицейскими методами. Наступившее брожение модно объяснить невидимой доселе подготовкой умов, совершавшейся в тиши в течение десятилетий, не замечаемой правительствами, но глубокой и вызванной не искусственно. Либеральная оппозиция в палатах малых и средних государств, заметив внезапно то, чего ей недоставало до тех пор, а именно сочувствие народных масс, осмелилась возвысить свой голос, требуя народного представительства в учреждениях Союза, свободы печати, суда присяжных и т. д., – и это движение взяло верх над слабыми, неприготовленными правительствами.

Повсюду проходили народные сходки, слышались воодушевленные речи; граждане вооружались против каких-то, пока воображаемых врагов; составлялись «принудительные петиции» (Sturmpetitionen), общее возбуждение возрастало. Частью искренне, частью притворно, требование немедленного общего вооружения мотивировалось опасностями, будто бы грозящими со стороны Франции. И повсюду движение достигало своей цели: прежние министры увольнялись, и их замещали члены бывшей оппозиции. В Саксонии, Ганновере, курфюршестве Гессенском правительства не сдавались сразу, давали уклончивые ответы, но им возражали так резко, что и они были вынуждены уступить.

Общее воодушевление достигало крайних пределов; казалось, что великая нация просыпается от долгого сна. Первые дни были полны чистых и светлых надежд, но союзное собрание во Франкфурте вскоре оказалось опьяненным своим успехом: 9 марта оно объявило студенческие цвета – черный и красный с золотом, официальными цветами Союза, а на другой день потребовало от правительства прислать уполномоченных во Франкфурт для пересмотра конституции Союза. Таким образом, везде были свои мартовские министерства и мартовские «приобретения прав». Неизвестно было еще, пойдет ли все подобным же образом в Вене и Берлине?

Вена

В Вене, при всем ничтожестве императорской власти и таком правительстве, во главе которого стоял князь Меттерних, уже несколько десятков лет предсказывавший революцию, но теперь растерявшийся вместе со всеми своими приспешниками, революция удалась легко, почти без кровопролития. 15 марта, после того как Меттерних снял с себя полномочия, уже через 14 часов был обнародован императорский манифест, которым возвещалось наступление для Австрии новой конституционной эры. Выражение было довольно неопределенное: какая именно Австрия подразумевалась здесь? Но в тот же день венгерские представители получили заверение в том, что у Венгрии будет свой вице-король и свое министерство, а Италия, как увидим ниже, была уже объята восстанием. Поэтому в Австрии стоял вопрос не только о введении конституции, но и о самом существовании государства. Собственно для Германии было гораздо важнее то, что происходило в Берлине.

Берлин, 18 марта 1848 г.

Здесь давно сознавали все несовершенство и непрочность германской союзной конституции; но исправить ее в обычном порядке было немыслимо; теперь же представлялась возможность выполнить это, но лишь в смысле усиления связи других государств с Пруссией: следовало провести в политическом отношении то, что было сделано таможенным союзом в смысле экономическом. Вся беда в том, что революционное брожение препятствовало и здесь, так же как и везде, всякому разумному обсуждению вопроса. Король созвал соединенный ландтаг в Берлине, сперва на 27-е, потом даже на 2 апреля, причем была составлена программа переустройства Германии из союза государств в союзное государство.

Этот план содержал в себе то, что позднее, через 23 года и после огромных страданий и жертв, было осуществлено при создании Германской империи, и был обнародован в прокламации, подписанной королем, братом его (наследником престола) и министрами. Все разумные требования были удовлетворены, но дела принимали дурной оборот, весьма похожий на то, что происходило в Париже 23 февраля, – а это трудно уже было считать простым совпадением. Толпа двинулась к королевскому дворцу, чтобы благодарить короля; король выходит на балкон, все в самом радостном настроении; вдруг раздаются два выстрела из рядов войска, случайно, как было доказано; эти выстрелы не причиняют вреда никому, но революционных дел мастера, которых и здесь было немало и которые стянули к себе единомышленников через все берлинские ворота, подают сигнал к восстанию, призыв: «Измена! К оружию!» – раздается и здесь, как и в Париже. Заготовленные уже баррикады вырастают как из-под земли и начинается бесцельная и бессмысленная борьба, вызвавшая целые потоки крови. Войско уже полностью одержало верх, когда король, около 2 часов, отдал неразумный и противный всякому мужеству приказ отступить. На следующее утро был сформирован либеральный кабинет министров, объявлена амнистия, король принял так называемые немецкие цвета и заявил в своей прокламации, что Пруссия сливается с Германией, в подтверждение чего он проехал через весь город с трехцветной повязкой на руке и в сопровождении многочисленной свиты из высокопоставленных лиц.