10.2: На время аттестации претенденту передается под расписку личный инициирующий предмет его наставника.

10.3: После практических испытаний претендент возвращает инициирующий предмет наставнику.

10.4: В случае успешной аттестации претендент вместе с назначением получает собственный инициирующий предмет.

10.5: В случае неуспешной аттестации претендент может продолжить обучение…»

«В высшую аттестационную комиссию Северной Столицы — апелляция.

Решение окружной аттестационной комиссии, отказавшей мне в назначении на магическую степень, считаю предвзятым. Требую повторного рассмотрения моего заявления…

Претендентка З. Розош.

17.09.213»

«…В отчете сообщаю, что окружной аттестационной комиссией было рассмотрено двадцать шесть заявлений на получение магической степени, из них шесть — от претендентов женского пола. Свое право на назначение подтвердили при испытании девятнадцать претендентов, из них один — женского пола. Семерым новоназначенным присвоена четвертая степень, десятерым — третья степень и двум новоназначенным — вторая степень. Отказ в назначении получили семь претендентов, из них шесть — женского пола. Основания для отказа претендентке Зае Розош: при наличии фундаментальной теоретической подготовки обнаружила почти полную физиологическую неспособность к произведению активных магических действий…

02.10.213»

«Деточка! Да это же не экзамен на оборотничество — это же смех куриный! Коэффициент по массе — ноль, то есть козочка шестьдесят кило весит, как и вы! Что тут сложного?! Ан нет: то, во что вы обернулись, милочка, не то что козой — козявкой назвать совестно. Если даже цвет этот похабный розовый не считать — она же несовместима с жизнью, козочка ваша! Конечностей пять, на пятой — ороговение, хвоста нет, вымени… деточка, у вас-то в человеческом обличье — все на месте, как положено… Почему у козы вымени нет?! Ну ладно, голова лысая, без ушей, без рогов… Да на что вам эта степень, детка? Шли бы вы замуж…»

* * *

Осень пришла и утвердилась в один день — вернее, в одну ночь.

По дорожке, усыпанной лимонно-желтыми листьями, я прошел к добротному, из цельных бревен сложенному строению. Навстречу мне торопились дети разных возрастов — основной поток толкался и галдел, как полагается, но несколько мальчиков шагали отдельно ото всех, тихо и чинно, как взрослые.

Я сразу понял, кто они такие. Жертвы родительского честолюбия. Будущие назначенные маги.

Для того чтобы устанавливать погоду, изгонять с полей вредителя, заговаривать на прочность строительный раствор, — для того, чтобы заниматься всей этой мелочной нудной работой, дети жертвуют детством, а юноши — юностью. Тем, кто не маг от рождения, искусство заклинаний дается дорого; я видел, как они на меня смотрели. Сколь ни малы были их умения — но не узнать во мне наследственного внестепенного они не могли.

Бедные дети.

Их свободные сверстники, которым магами никогда не стать, оглядывались на меня без зависти и неприязни — просто с любопытством. Гадали, наверное, чей я отец и зачем иду в школу…

На секунду — на маленькую секундочку — мне действительно стало жаль, что у меня нет сына. Что я не могу, усевшись на предложенный учителем стул, сообщить с доброжелательной, немного заискивающей улыбкой: вот, пришел договориться относительно нового ученичка…

Он стоял на пороге — немолодой человечек в мятом полотняном костюме. Ворот белой рубашки перехвачен был темным шнурком: деталь, в других обстоятельствах показавшаяся бы элегантной, на пороге поселковой школы выглядела по меньшей мере странно — как будто учитель совсем уж решил удавиться…

Я чуть было не спросил по привычке, как здоровье его совы. Еще обиделся бы, чего доброго.

Он выдавил улыбку. Он с беспокойством переводил взгляд с желтого моего глаза на синий — и обратно:

— Чем могу быть поле…

Запнулся. Близоруко прищурился:

— Хорт?!

— Рад видеть вас, добрейший господин Горис, — сказал я. — А вы совсем не изменились, сова свидетель.

* * *

Непременные атрибуты долгой и нудной учебы — все эти доски, грифели, мелки, книги, таблицы — наводили на меня тоску. Вот учебник на краю стола, толстый, как мошна менялы; между его страницами засушены весенние деньки, когда цветет яблоня и по молодой траве уже можно бегать босиком. Вот указка — на нее, как на вертел, насажены зимние прогулки с коньками, санками, рыжим костром и синими тенями на снегу. Вот глобус — мумия тугого кожаного мяча; я вздохнул.

— Хорт… То есть господин зи Табор… Вот встреча-то, я и не ждал… И не думал даже…

Он действительно почти не изменился. Мне казалось, прошли века с тех пор, как я сидел за партой, прошли целые эпохи, мир перевернулся… А невысокий плотный человечек даже не соизволил как следует поседеть.

Любопытно было наблюдать, как меняется его ко мне отношение. Из незнакомого мага, гостя нежелательного и опасного, я по мере узнавания превращался в бывшего ученика, того самого мальчишку, чью голову он добросовестно набивал познаниями в географии, истории и естественных науках; он вглядывался в меня, отыскивая знакомые черты, и понемногу из перепуганного обывателя становился Учителем — строгим, властным, преисполненным достоинства. А когда он, взгромоздившись за учительский стол, предложил мне усесться на первую парту — я и сам ощутил себя школяром, мне даже страшно стало на какое-то время: а вдруг заставят зубрить по новой?!

Некоторое время мы молча изучали друг друга.

Тот, кто сидел сейчас напротив, всю молодость провел в путешествиях и экспедициях, географию знал не понаслышке, но профессором так и не стал — из-за козней конкурирующих университетских крыс. К тому времени здоровье его уже не позволяло ни спать на снегу, ни жариться на солнце; он сделался учителем, и в свое время ему выпало приобщать к наукам как меня, так и молодого Ятера. Помню, как однажды, практикуясь в магии, я превратил географа в варана — прямо на уроке; помню, что он не дрогнул и продолжал читать лекцию все таким же размеренным, авторитетным тоном, хотя раздвоенный язык здорово мешал ему. Тогда я был восхищен самообладанием учителя и больше никогда не досаждал ему своими штучками…

— Ты совсем взрослый, — сказал он с немного напряженной улыбкой. — Ничего… что я на «ты»?

— Ну разумеется, — я закивал головой чуть более энергично, чем следовало бы. — Мы ведь остались друзьями?

— Надеюсь, — учитель улыбнулся теперь уже уверенно. — Как там поживает… баронет Ятер?

— Давно уже полновластный барон, — сообщил я со вздохом.

— О-о-о, — неопределенно протянул учитель. — А вы, Хорт…