– Это верно. А я вот не знаю, что мне сейчас делать, – развела руками Инна, – мне сложно даже позвонить мужу. Прошло достаточно времени, и боюсь услышать что-то неприятное, и не знаю, что сказать. Понимаете, он же очень самолюбивый, а эта его травма… У него, по сути, должна быть инвалидность, но он работал всегда как вол. И всегда достигал и положения, и добивался успехов в деле, которым занимался. Он даже документы не оформлял на инвалидность. Словно ее и не было… Но все же нога покалечена, и вся его жизнь – это борьба.

– А вы ему добавили проблем, – жестко сказала Жукова, – зря вы так. Кстати, а официально развелись?

– Нет.

– О, ни он не подал на развод, ни вы. Это как-то скрашивает неприглядную картину, – хмыкнула Ирина, – я не могу вам ничего посоветовать, но, по моим ощущениям, вы в полной заднице.

Соломатина вспыхнула. В конце концов, Жукова в ее кабинете, и никто не просил ее давать характеристику ситуации, да еще в такой форме.

– Знаете, я могу, конечно, развести тут кисель сладкий и утешать вас. Но я не буду этого делать. Очевидно, что мужчина, который хочет убрать с глаз долой сына любимой, как он утверждает, женщины, не годится ни в любовники, ни в мужья. Таких надо отправлять в отставку. Как вы будете разговаривать с вашим мужем, я не знаю. И когда это случится – тоже сложно сказать. Понимаете, такое ощущение, что вы в подводных лодках. Каждый – в своей. Для того чтобы пообщаться, надо всплыть. Решитесь вы уже, в конце концов!

– Почему – я?

– Потому что вы – виноваты. Люди так не расстаются. Тем более что сами говорите: ваша история особенная.

– Я не знаю, как это сделать.

– Тогда ничего не меняйте. Живите как живется. А там куда-нибудь вырулите… – Жукова поднялась и пошла к двери, остановилась, оглянулась. – Мне жаль, я пришла вам сказать теплые слова, а наговорила ерунды. Но я действительно так думаю.

– Вы правы, и очень хорошо, что вы заглянули. Я действительно просто отчаялась – очень страшно совершить еще большую ошибку!

– Я вас понимаю, – улыбнулась Жукова и исчезла за дверью.

Вместо нее показался Колесник.

– Ну, ты даешь, прием длился почти сорок минут. Что это за стюардесса и откуда она?

– Это пилот малой авиации. Людей возит.

– Да ладно, – присвистнул Сергей Петрович. Потом он воровато оглянулся на дверь, подошел к Инне и поцеловал ее в макушку.

– Брось таиться, все знают, что мы встречаемся.

– Но надо соблюдать приличия.

Соломатиной захотелось сказать, что отправлять чужого ребенка в школу-интернат более неприлично. Но она промолчала.

– Инна, сегодня вечером – у меня? Как обычно? – поинтересовался Колесник.

– Нет, я сегодня хочу со Степкой побыть. Поэтому вечер у меня занят.

– Да? Ну ладно…

Соломатина по тону не поняла, расстроен ли Колесник или, наоборот, воспринял информацию радостно.

– Сережа, – Соломатина нервно переложила бумажки с одного угла на другой, – я сейчас вообще буду занята какое-то время. Мне надо, чтобы Степан успокоился. На море он как-то нервничал. А это важно, чтобы у ребенка была почва под ногами и крепкая семья.

– Но у тебя же нет семьи, – делано удивился Колесник, – муж ушел, а меня ты услышать не хочешь, только требуешь, чтобы я вечно помнил о твоих интересах.

– А какие такие мои интересы?! – вскинулась Соломатина.

– Я не так выразился. Я хотел сказать, что мне надо привыкнуть к мысли, что Степан будет в нашей жизни. Одно дело встречаться с женщиной, у которой сын. Другое дело – воспитывать этого мальчика. Ты же должна понимать такие вещи!

– Я – понимаю, – кивнула Инна.

– Но ты же обижаешься. Обижаешься на все подряд. И потом, я хочу со Степаном наладить свои отношения. Мужские. Я не могу идти на поводу у тебя. И баловать я его не должен.

– Не балуй. И я его не балую… Ой, – взмахнула руками Соломатина, – давай прекратим этот разговор, мы опять поссоримся.

– Давай, – пожал плечами Колесник.

– Вот и отлично, тогда договорились. Мы берем перерыв в отношениях. Так лучше будет. Каждый подумает, насколько ему все это нужно.

– Соломатина, ты все же упертая дурында! К тебе мужик нормальный со всем терпением и пониманием, а ты…

– Мне не нужно такое терпение и понимание. Не напрягайся больше, не терпи и не старайся понять. Тем более это у тебя плохо получается!

Колесник молча смотрел на нее. Инна щелкала «мышкой», пялила глаза на монитор и ничего не видела. Колесник откашлялся и ровным, громким голосом произнес:

– Инна, я люблю тебя. Очень люблю. И хочу, чтобы ты стала моей женой.

– Что? – Инна уставилась на Сергея Петровича.

– Я делаю тебе предложение.

Соломатина продолжала смотреть на Колесника.

– Господи, я люблю тебя. И хочу жить с тобой. Понимаешь, как муж и жена.

– Ааа, – протянула она и спросила: – А как же Степан?

– А что – Степан? – удивился Колесник.

– Ну, Степан же тебе мешает. Вы не нашли с ним общего языка. Он дуется, ты злишься…

– Брось. Найдем. Что я не понимаю – мужик чужой, с мамой вечно рядом. И отца он любит. Это хорошо. Знаешь, время только нужно, а так все уладится у нас.

– Ты это серьезно?

– Абсолютно.

– Но ты же утром так себя вел странно…

– А как ты хотела? Я же не мальчик, не автомат, не машина… Я не могу так с ходу, как у детей это иногда получается, перестроиться…

– А сейчас – перестроился?

– Сейчас посмотрел на тебя, представил, что мы с тобой не будем видеться, и как-то хреново стало. Ради чего все это – работа, деньги, свободное время, вообще все…

Соломатина смотрела на Колесника и не знала, что сказать. Она только чувствовала, что комок в горле появился.

Сергей Петрович все понял:

– Давай так. Все же у нас работа, и у тебя там очередь даже. Мы разговор перенесем на завтра. А завтра после работы мы с тобой сбежим от всех, куда-нибудь спрячемся. Будем есть, пить и обсуждать наше будущее. Вот завтра ты мне и ответишь, хорошо?

Колесник, улыбаясь, смотрел на Соломатину.

– Хорошо, – выдавила она, – позови, кто там в этой очереди! И когда только закончится этот день!

Сергей Петрович рассмеялся:

– Скоро. А завтра будет совсем все по-другому, вот увидишь.

Он вышел из кабинета, а вместо него появился пилот, которого Инна давно призывала сбросить вес. Мельком взглянув на вошедшего, она поняла, что совету тот не внял.

– Ну, что делать будем? – произнесла она.