— Ты кто такой?

Глаза старика становятся непроницаемы. Он полностью берет себя под контроль. Впечатляет.

За дверью слышится приближающее сердцебиение. Я смотрю в глаза старику, прикладываю палец к улыбающимся губам. Он и так не сможет издать ни звука.

Вижу, как загораются его глаза.

Тревога колет в мой мозг.

Кишечник старика бурлит и…

Бр-р-р-р!

Необычайно громкий звук выпускаемого испорченного воздуха услышали, наверное, на все крыло. И ведь не сразу поймешь, что такие звуки можно издавать естественным путем.

Я напрягаюсь, как струна.

Пройдет мимо? Ну же… Ничего особенного тут не произошло.

Тень за дверью замирает…

Гниль подземная! Да чтоб тебя.

Оглядываюсь, соображая, куда можно спрятаться. И понимаю, что некуда. Окон нет, дверь одна. Из интерьера кроме маленькой тумбы и матраса на полу ничего больше нет. Даже к стене не успею прижаться. Тем более бесшумно. Прикинуться лунатиком? Гиблая идея — слишком далеко я зашел. И сразу же набегут слуги и увидят, что я сделал со стариком. Одеяло слишком маленькое — не спрятаться.

Недолго думая, я ложусь на матрас, залажу под одеяло, стараясь не принюхиваться, обнимаю старика, кладу его руку себе на голову, прижимаюсь щекой к его волосатой груди, сладко улыбаюсь. Что ж, при определенном исходе, это может немного усложнить мне жизнь и попортить репутацию, но…

Дверь открывается медленно и почти бесшумно. В щель точно кто-то смотрит. Долго так смотрит, пристально. Я издаю звуки сладкого сна. Старик из всех сил мотает зрачками, но тень этого, похоже, не замечает.

Дверь закрывается…

Дожидаюсь, когда тень уйдет.

Я встаю, отстраняюсь от старика. Морщусь, стряхиваю с себя несуществующую грязь. Должен признать, прятаться в канализация и то поприятнее.

— Что ж, привлечь внимание таким образом было умно. Признаю, в моем опыте подобного еще не случалось. И мне это не понравилось. Так что, — хищно улыбаюсь. — Я говорил, что не люблю пытки? Но иногда… иного выбора просто нет. И поверь мне, даже ты не знаешь, что такое истинное страдание.

Хидан Мацуо — мальчишка, возомнивший себя тем, кто может смотреть на меня свысока. Тем, кто может давать мне советы и делиться дешевой мудростью. Этот фанатик чести и достоинства будет обязан мне этой честью и достоинством. И расплатится со мной по всем счетам.

Его слабость станет моим козырем…

Я достаю из трусов все зубочистки, которые у меня есть. И больше не улыбаюсь. Бывают в жизни моменты, когда улыбки неуместны.

Утро начинается не с завтрака. А с очень хорошей головной боли из-за побочки от Ласточки. Такое ощущение, что мозги обмочили кислотой и попинали ногами. Давно я не чувствовал себя настолько выжатым.

А еще утро начинается с криков, которых я ждал хоть чуток попозже. Во имя Шэйлы, дайте же поспать. После бурной ночи я еле-еле заставил себя уснуть.

Ночь была тяжелой. Не люблю я допросы с пристрастием. Как говорится в этом мире, после них остается осадочек. А осадочка этого я успел наглотаться вдоволь.

После очередного крика я в полусонном бреду начинаю верить, что вернулся в Варгон. И что-то даже расстроился…

Но нет…

Как и следовало ожидать, после криков служанок слышатся японская речь, ругань, приближающиеся шаги. Дверь в мою комнату буквально слетает с петель. Резко встаю, поднимаю руки. Смотри-ка, не соврали. Рука почти не болит.

Итак, момент истины.

Фигуры в черных костюмах стремительны. Несколько движений, и меня скручивают, приставляют к горлу лезвие.

— Полегче, — морщусь я.

Со мной не церемонятся. Лезвие еще сильнее прижимается к горлу.

Меня выводят из комнаты, ведут вдоль коридоров, словно приговоренного к смерти. Хорошо, что я предусмотрительно успел одеться. Светиться трусами в цветочек не хотелось бы.

Меня ведут куда-то вниз. Ниже и ниже. Обстановка меняется с японской на славянско-средневековую. Более каменную и грубую. Становится жутко холодно. По коже пробегаются мурашки. Плохо. В подземелье обычно водят не для светских бесед.

Меня приводят в холодное, темное помещение. Ну прямо настоящая пыточная. Даже все инструменты уже готовы. Только вот мастера пыточных дел вы этим не испугаете. А уж тем более чистыми, ни разу не использованными щипцами и скальпелями. Принюхиваюсь. И запахом красной краски, а не настоящей крови. Что ж, это немного обнадеживает. Это моя самая большая игра в этом мире и, если все пойдет гладко, то сегодня у меня уже будет небольшой праздник. И может быть я даже расслаблю мозги и немного включу школьника. Поиграю в бутылочку, например.

В центре помещения деревянный стул, меня грубо усаживают, фиксируют ноги. Я шиплю от боли, но не сопротивляюсь. Руки тоже привязывают. Обыскивают. Заглядывают в трусы, теребят волосы, открывают рот.

— Я бы еще там проверил, — советую людям в черном, кивая себе вниз, за спину.

На мой совет не обращают внимания, уходят. Закрывают за собой дверь.

— Глупо.

Осматриваюсь. В комнате есть камера. Дергаю руку, ногу. Освободиться нереально. Хотя мне это и не надо. Не для того я так ночью старался.

Проходит несколько минут и в помещение заходят трое. Лично Хидан; худощавый, как спичка, мужчина в черной маске и Акане. Последнюю я не ожидал тут увидеть. Думал, она слишком молода для таких вещей. Но видимо отец посвящает ее в семейные дела. Или посчитал ее ответственной. Ведь это именно она пригласила меня в дом.

По лицу Акане тяжело что-то понять. Ее очень хорошо научили справляться со своими эмоциями.

Мужчина в маске ставит передо мной стул, Хидан садится, смотрит на меня совершенно непроницаемым лицом.

Слуга наводит на меня какой-то пищащий прибор, показывает результат своему господину.

Признаю. Я давно не чувствовал такого напряжения. Даже волосы на голове шевелятся, а хилую руку сводит судорогой. Когда ты сильный и влиятельный, всякие страхи понемногу уходят на задний план. Сейчас же я иду по головам на основе опыта, нажитого в совершенно другом мире.

— Непробужденный, значит. Ну, это твоих рук дело?

Киваю:

— Не думали же вы, что я действительно буду спать со стариками? И прежде чем устраивать мне допрос, возьмите мой телефон, Мацуо-сама. Там очень плохо слышно, сами понимаете, шуметь было непросто. Но думаю мы разберемся.

Хидан смотрит на человека в маске, и тот уходит. Переводит взгляд на меня:

— Кто ты такой?

— Обычный шк…

— Первое предупреждение. Не ври мне.