Коньяк казался Лютеру единственным средством спасения. Однако пока он отказывался признать это.

* * *

Спайк Фромейер доложил все, что видел и слышал. Имея сорок баксов в кармане и дав Лютеру обет молчания, он поначалу был не слишком разговорчив. Но на Хемлок-стрит такие штучки не проходят. Выслушав пару угроз и упреков от отца, он в конце концов раскололся.

Рассказал о том, как ему заплатили за то, что помог перенести елку от Трогдонов, о том, как помогал мистеру Крэнку устанавливать дерево в гостиной, о том, как снимали игрушки и вешали другие, о том, как мистер Крэнк то и дело бегал к телефону и названивал разным людям. Короче, Спайк видел и слышал достаточно, чтобы сделать вполне однозначный вывод: Крэнки в последний момент передумали и устраивают рождественскую вечеринку, вот только никто не собирается к ним в гости. Спайк не знал, по какой такой причине они передумали, с чего вся эта суета и спешка, потому что мистер Крэнк говорил по телефону в кухне, да еще тихо. Бегал туда чуть ли не каждые десять минут.

Итак, если верить Спайку, в доме у Крэнков назревал кризис.

Вик позвонил Неду Бекеру, тот — Уолту Шёлю, и вскоре вся троица собралась на совет, причем Уолт с Недом продолжали вести наблюдение за домом Крэнков.

— Только что уехала в страшной спешке, — доложил Уолт. — Никогда не видел, чтобы Нора ездила так быстро.

— А где Лютер? — спросил Фромейер.

— Дома, — ответил Уолт. — Похоже, заканчивает украшать елку. Должен сказать, у Трогдонов она смотрелась красивее.

— Да, что-то там происходит... — задумчиво протянул Нед Бекер.

* * *

В тележке у Норы была коробка с шестью бутылками красного и шестью бутылками белого вина, и она до сих пор не понимала, зачем купила так много. Кто, скажите на милость, все это выпьет? Может, придется ей самой. К тому же она выбрала самое дорогое вино. Специально. Хотела, чтобы Лютер ужаснулся, когда ему пришлют выписку с банковского счета. Все деньги, которые удалось сэкономить к Рождеству, пошли прахом.

Продавец винного магазина опускал на витрины жалюзи и закрывал входную дверь. Одинокая кассирша торопилась пробить чеки выстроившимся в очередь покупателям. Перед Норой стояли трое и еще один сзади. В кармане пальто зазвонил мобильник.

— Алло? — ответила она полушепотом.

— Нора? Это Дью Забриски.

— Да, отец? — Сердце у нее упало. Преподобного отца выдал голос.

— У нас тут возникла проблема... — голосом, исполненным печали, начал он. — Обычный для кануна Рождества хаос, сами понимаете, все мечутся, все куда-то спешат. К нам только что приехала тетя Бет из Толедо, без всякого предупреждения. Так что, боюсь, мы никак не сможем заскочить к вам сегодня повидаться с Блэр.

Впечатление было такое, будто Дью Забриски не виделся с Блэр лет двадцать.

— Очень жаль, — с трудом выдавила Нора, да еще подпустила в голос печали. На самом деле ей хотелось чертыхаться, богохульствовать и плакать одновременно. — Что ж, тогда как-нибудь в следующий раз.

— Мы не слишком подвели вас, Нора?

— О нет, ничего страшного, отец.

Вздыхая, они пожелали друг другу веселого Рождества и распрощались. Нора прикусила нижнюю губу. Затем протянула кредитку, расплатилась за вино, с полмили толкала тележку к машине, на каждом шагу проклиная мужа. Потом подъехала к «Крогер» и, пробившись сквозь толпу на входе, устремилась на поиски карамели.

Нора позвонила Лютеру, никто не ответил. Наверное, торчит на крыше, подумала она.

...Они встретились у прилавка с арахисовым маслом, увидели друг друга одновременно. Она сразу узнала копну рыжих волос, рыжевато-серую бородку, маленькие круглые очки в черной оправе, но никак не могла вспомнить имя. Он же выпалил сразу:

— Веселого Рождества, Нора.

— И вам того же, — ответила она и улыбнулась.

Она помнила: что-то плохое случилось с его женой. То ли умерла, то ли сбежала с другим, более молодым мужчиной. А встретились они несколько лет назад, на балу, и он был в черном галстуке-бабочке. И уже позже она узнала о его жене. Господи, как же зовут этого человека? Кажется, он работал в университете. Хорошо одет, под модным распахнутым плащом красивый кардиган.

— По магазинам бегаете? — спросил он. В руках он держал пластиковую корзину. Она была пуста.

— Да, знаете ли, всегда чего-то не хватает в последний момент. А вы? — У Норы создалось впечатление, что зашел он сюда без всякой цели, просто чтобы побыть на людях, потому что одинок.

Что же, черт побери, произошло с его женой?

Кольца на руке не было.

— Да так, знаете ли, заскочил купить кое-каких мелочей. А у вас наверняка завтра грандиозный прием? — спросил он и покосился на прилавок с арахисовым маслом.

— Сегодня вечером. Дочь приезжает из Южной Америки, вот и готовим вечеринку на скорую руку.

— Блэр?

— Да.

Выходит, он знает Блэр!

И тут Нора чисто автоматически спросила:

— Может, и вы заскочите?

— Вы это серьезно?

— Ну да, конечно, почему бы нет? Толпа народу, много разной еды. — Тут она вспомнила о копченой форели, и ее едва не стошнило. Нет, надо все-таки вспомнить имя этого человека.

— Во сколько? — обрадованно спросил он.

— Чем раньше, тем лучше. Ну, скажем, к семи.

Он взглянул на часы:

— Значит, через два часа?

Два часа! У Норы тоже имелись часы, но узнать от другого человека, что времени почти не осталось... нет, это просто ужасно. Два часа!

— Что ж, мне пора, — сказала она.

— Вы живете на Хемлок-стрит?

— Да. Дом четырнадцать семьдесят восемь. — Господи, кто же он, этот мужчина?

И она поспешила к другому отделу, взмолившись, чтобы его имя наконец вспомнилось, пришло к ней. Быстро нашла карамель, крем и коржи для торта.

У экспресс-кассы — десять покупок и меньше — выстроилась очередь, хвост которой терялся где-то в отделе замороженных продуктов. Нора пристроилась сзади. Отсюда кассирши не было видно. Она боялась даже взглянуть на часы, предчувствуя полную и сокрушительную катастрофу.

Он ждал, как мог, долго, хотя истекали уже последние секунды. Темнело в это время года в пять тридцать, и он ждал этого момента, движимый безумной идеей водрузить снеговика на крышу под покровом темноты. Ничего хорошего не получится, он это понимал, но мыслить сколь-нибудь рационально Лютер был уже не в состоянии.

Несколько минут он прикидывал, как лучше осуществить свой план. Предпринять атаку следовало с тыла, с задней стороны дома — тогда ни Уолт Шёль, ни Вик Фромейер, ни кто-либо другой не увидят, чем он занимается.