— Видимо, следующего раза уже не будет... Эй, что ты делаешь?

Эйб вытряхнул сердцевину с семечками прямо на раздел спортивных новостей в «Таймс».

— А что, я должен вывалить все это на чистый прилавок?

Прилавок с большой натяжкой можно было назвать чистым, но Джек не стал обсуждать эту тему.

— А как я теперь прочитаю про спорт?

— Подумаешь, какой фанат. Какое отношение ты имеешь к спорту?

— Я был нападающим в юношеской лиге. А если я хотел узнать, как сыграли «Никсы»?

— Они не играли.

— Ладно. Тогда как насчет «Нетс»?

— Они проиграли ребятам из «Джаза». 109:101.

Джек взглянул на Эйба. Ему можно верить. Эйб всегда слушал радио. За утро счет, наверное, успели передать раз десять. Но Джек не собирался сдавать позиции. Обычно он читал спортивные новости только во время чемпионата мира или игр за суперкубок, но здесь было дело принципа. Не важно какого.

— Но я люблю почитать про игру.

Эйб вычистил все семена и стал резать папайю на небольшие кусочки.

— Ты же знаешь счет. Что тебе еще нужно? Хочешь почитать, как какой-нибудь писака разводит бодягу насчет того, почему они выиграли или проиграли? Кому это интересно, кроме тренера? Команда А победила, команда Б проиграла — все, конец — когда следующая игра? — Эйб ткнул ножом в папайю. — Давай ешь.

Джек взял оранжевый кусочек и положил в рот. Вкусно. Когда он потянулся за следующим, Эйб показал на Парабеллума, внимательно изучавшего странную массу, лежащую на спортивных новостях. Попугай в нерешительности крутил головой: ему хотелось семечек, но что делать с остальным?

— Какая разборчивая птица, — с уважением произнес Эйб.

— Просто ты вывалил эту кашу прямо на статью Джорджа Вечи, и теперь он не может дочитать ее до конца.

Эйб молча посмотрел на него поверх очков. Джек вздохнул:

— Ладно, дай мне тогда «Пост». Надеюсь, их спортивную колонку ты еще не успел заляпать.

Эйб протянул руку за газетой, но вдруг остановился:

— Стой, стой, стой. Здесь есть кое-что интересное для тебя.

— Что-нибудь о «Метах»?

— Нет, совсем о других спортсменах — о твоих друзьях-выпускниках, устроивших погром.

— Надеюсь, их отправили в Синг-Синг?

— Вовсе нет. Их отпустили — и причем всех.

Джек помрачнел:

— Дай я посмотрю.

Эйб сложил газету и ткнул пальцем в маленькую заметку рядом с результатами лотерей. Джек быстро пробежал текст, потом, не веря своим глазам, прочел снова.

— Никого не отдали под суд! Ни единой души! Не предъявили никаких обвинений!

— Ввиду «нового поворота дела», там ведь так сказано? Хм... что, по-твоему, это означает?

Джек понял, к чему клонит Эйб: богатенькие ребята, наверняка со связями в мэрии и в полиции, позвонили куда надо и отбыли домой как ни в чем не бывало.

И среди них Роберт Б. Батлер-Поросенок. Сукин сын, который чуть не убил Вики, ни дня не провел в тюрьме — ему даже не предъявили обвинение.

— Мне надо позвонить.

Эйб не предложил свой телефон, да Джек и не стал бы им пользоваться. Сейчас почти у всех определитель номера.

Джек пошел к автомату на углу. Вынув из портмоне листок с номером телефона, он опустил в аппарат несколько монет и вскоре дозвонился до квартиры Роберта Б. Батлера, бывшего питомца школы Святого Варнавы и злого обидчика маленьких девочек.

Когда горничная подняла трубку и с африканским акцентом спросила, кто звонит, он представился как Джек Гевин.

— Я адвокат Ассоциации выпускников школы Святого Варнавы. Хотел бы поговорить с мистером Батлером о том неприятном инциденте в среду вечером. Кстати, как он себя чувствует?

— Прекрасно, — ответила женщина.

— У него сильные боли?

— Да нет, ничего у него не болит.

Проклятье! Джек почувствовал, как у него сводит скулы. Пора навести порядок.

— Можно его к телефону?

— У него сейчас доктор. Я пойду спрошу.

Через минуту она вернулась.

— Сейчас мистер Батлер не может подойти к телефону, но он будет рад видеть вас сегодня в любое время.

Джек вежливо сообщил, что он придет около часу.

Напугал Вики, чуть не убил ее и благополучно утек от ответственности...

Ну ничего, он еще поговорит с мистером Батлером по душам.

Надя сидела в темноте и смотрела на объемное изображение, парящее в воздухе. Придя в лабораторию, она первым делом включила установку и вызвала из памяти изображение молекулы. Появилась знакомая распавшаяся структура, которую Надя уже мысленно окрестила «локи»-2.

Да, ее строение изменилось, точно так же, как и на распечатке.

Хорошо. Это вполне можно объяснить тем, что кто-то лазал в память установки. Но у нее есть козырь в рукаве. Вчера перед уходом она выскребла из установки остаток пробы и поместила его в пробирку.

Вынув пробирку из кармана, Надя высыпала частицы в пробоприемник. Ее насторожил их цвет... что-то было не так, хотя она и не могла сказать, что именно. Надя откинулась на спинку стула и замерла, потом нажала клавишу. Во рту у нее пересохло — перед ней опять появилась та же проклятая молекула.

В лаборатории на мгновение стало светло — это позади нее открылась и закрылась дверь.

— Ну что, поверили, наконец?

Услышав голос Монне, Надя резко обернулась. Вид у доктора был измученный, как после бессонной ночи.

— Скажите, что это была шутка. Ну пожалуйста.

— Мне бы и самому этого хотелось, — вздохнул он. — Вы даже не представляете, как я мечтаю, чтобы все это оказалось мистификацией. Но к сожалению, это не так.

— Но это должно быть так. Если вы хотите, чтобы я поверила, что эта молекула меняет свое строение под воздействием каких-то «небесных явлений», я могу это принять. Хотелось бы, конечно, знать, как именно эти «явления» влияют на ее изменение, но в принципе я могу согласиться, что гравитация или что-то в этом роде может сыграть роль катализатора. Но здесь совсем другой случай. Если, конечно, нам не морочат голову. Эта молекула не только меняется сама, но вслед за ней изменяются и все свидетельства ее первоначального вида. Происходит подмена реальности, а мы оба знаем, что такое невозможно.

— Знали раньше, — уточнил Монне. — То есть считали это аксиомой. Но теперь мы думаем иначе.