Она взяла бутылку из бочонка со льдом и снова наполнила стакан.

Тимми и Джейн ползали внутри скульптуры у края бассейна. Джесси все еще был под водой.

– Осторожней рядом с головой этой штуки, – выкрикнула Перл.

В прошлом году пчелы делали мед, но это был плохой мед, на самом деле ядовитый, потому что он был сделан из пыльцы с цветков рододендрона. Тимми поел этого меда и заболел.

– Мы не играем у головы, мы играем, где она сикает, – сказал Тимми.

– Как это было, когда Сэм жил внутри тебя? – спросила Джейн Перл. – Это было прикольно? Дырочка, которая есть у тетей… это там живут души деток?

– Расскажи нам сказку, Перл, – сказала Фрэнни. – Расскажи ту самую, про короля и королеву, у которых не было детей, пока королю не сказала старуха, чтобы он поймал рыбу с золотыми плавниками, очистил ее и приготовил, и дал съесть королеве, и король так и сделал.

Лицо Фрэнни светилось предвкушением. Она села, баюкая Энджи на коленях, тиская девочку с неуемным усердием. Иногда она забывала, что Энджи не кукла. Энджи пискнула. Фрэнни посмотрела на нее с удивлением и опустила на траву. Малышка уползла в цветы.

– Король так и сделал, – продолжала Фрэнни, – и отдал рыбу поварам, чтобы они вымыли ее, и очистили, и пожарили, и подали королеве, и повара так и сделали, они ее вымыли и очистили, а все внутренности выбросили…

– Требуху, – сказал Ашбел.

– Охх, – вздохнула Перл.

– …из окна, и их съела корова, и потом корова и королева, обе в один день, родили деток, и коровий ребенок был человечьим, а у королевы был ребенок, прямо как коровий…

– Ну вот, ты все сама и рассказала, – сказала Джейн недовольно из железной птицы.

Она посмотрела на свой большой палец, как на чудо, и сунула в рот. Глаза ее остекленели.

– Идемте в каменный дом, – сказал Тимми, – и расскажем сказку там.

Перл больше не могла держать в уме детей. Не могла отчетливо различать их черты. Они теперь притихли вокруг нее.

Каменный дом. Сама она никогда не заходила в него, но дети часто о нем говорили. Степень их подвластности своему детству изумляла ее. Даже Джо и Свит с неохотой расставались с ритуалами этого детства… тайного общества детства, исключение из которого знаменовало начало смерти. Джо и Свит, Трип и Питер, вместе с остальными, помладше, всерьез относились к истории, придуманной там. На самом деле ее придумал Сэм. И все приняли описание их мира словами Сэма.

Как будто похолодало. Перл натянула рубашку на бикини. Солнце скользило к горизонту.

Сэму еще не было семи. Его день рождения был завтра.

– Скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается…

Он словно вырос с помощью одного устройства из своей сказки. Он вырос за час настолько, насколько другие – за год. Через час он стал казаться таким, как другие через год…

Перл поплотнее натянула рубашку и уперлась подбородком в грудь. Она чувствовала запах выжженной травы и пота, детского и своего. Перл подумала, что ей надо бы хорошенько бухнуть, чтобы не падать духом. Прошло столько времени. Ты сидишь со стаканом вина, а годы летят. Никакого волшебства тут нет. Сэму понадобилось почти семь лет, чтобы стать почти семилетним. И все это время она была с ним.

И однако же она его не знала. Она видела в его лице лишь лицо того свирепого темного младенца, прокусившего ей грудь. С того самого дня она поняла, что не сможет любить его, как могла бы. Любовь к Сэму предполагала приятие чудовищности спасения. Другие не боялись такого спасения. Они были детьми. Их мир был миром «если бы да кабы». Когда-то, на заре времен, человек мог стать животным по своему желанию, а животное могло стать человеком. Разницы не было. Так это было.

– Давай, давай, – прокричал ребенок.

Сэм покачал головой.

Когда-то каменный дом был бойней. Капли крови падали в пыль. Рядом горел дымокур, отгоняя мух. Затем недолго дом служил часовней. А затем теплицей. Теперь же его отдали детям. Они зажигали свечи и играли в темноте с животными Аарона.

Томас знал, что дети освоили каменный дом, но не знал, чем они там занимаются. Он говорил, что телу дано меньше возможностей, чем разуму. Только разум обращает человеческую грязь в дух. Томас оставлял детям право на личное пространство в каменном доме. Их жизнь на острове, на первый взгляд такая беспорядочная, была на самом деле строго распланирована, не считая летних месяцев, когда у них были каникулы, как и у нормальных детей.

Но зимой Томас каждый день отводил по много часов для учебы, будь то физика, чтение или астрономия. Ему нравилось держать их всех в своей руке, но он был готов первым сказать, что развитие своей духовной самости важнее формального образования. Это развитие, это открытие он оставлял за ними, веря, что их, детское воображение намного изощренней и благородней, чем его. Покажите мне свои мысли, когда будете готовы, говорил Томас. Он верил в необходимость секретов. Он верил в детей. И позволял им секреты, которые они хранили от него в каменном доме.

Но от Перл у детей не было секретов. Она знала, чем они там занимаются. Ее мир и их были очень близки. Словно она всегда находилась с ними.

Летом там было прохладно, почти холодно. Пол был наполовину земляным, наполовину из досок, положенных на землю. Стены были каменными, кроме южной, с большим застекленным окном в частых переплетах, которое поставили, когда устроили здесь теплицу. Под потолком тянулись трубы с горячей водой. Из развалившихся коробок для рассады росли буйные стебли. Другие растения, засохшие, свисали с крючков, с очищенными клубнями, до странности здоровыми на вид. Первая комната была скошена и переходила, сужаясь, во вторую, меньшую и пустую. Во всем доме не было мебели, кроме длинного соснового стола у северной стены. На этом столе стояли резные фигурки, те самые, что были на каминной полке, когда Перл впервые попала на остров. Двенадцать фигурок, сухих и светлых от времени.

Каждый ребенок брал свою фигурку и садился с ней на свое место, и все ждали. Они ждали, чтобы к ним пришли их тени. Их другие «я», наделенные особой силой и волшебством.

Их научил этому Сэм. Он никогда не говорил об этом. Он им просто показал.

Тени появлялись далеко не каждый раз. Но дети в таких случаях не признавались. Им было сложно отличить реальную тень от того, что они могли выдумать сами, стремясь рассеять окружающую тьму, от чего-то, сотканного из воздуха и неотделимого от них самих, как реальное лицо неотделимо от своего отражения.

Вначале дети сюда приходили рассказывать истории и пугать друг друга. И здесь, как и в начале мира, был сплошной хаос и семена раздора. Истории совершенно запутывались, и дети шумели от возбуждения и возмущения.

Один раз Трип рассказал сыну Мириам, Джонни, такую плохую историю, что Джонни умер. Трип не говорил, что это была за история. Он тогда был младше Джонни. Он просто понтовался. После того как Джонни умер, Трип получил несильный удар током, когда включал старый обогреватель, и после этого совсем забыл злосчастную историю.