а она на песке, надулась и… подозрительно прищурилась. Причем уставившись на Леду: — А чего это ты такая счастливая?

Я объяснил. Во всех подробностях. И Маришка, коршуном перелетев к опешившей шеллемке, на несколько минут выпала из реальности. А когда закончила на удивление странную диагностику, довольно ухмыльнулась и выдала неожиданный вердикт:

— В общем, так: уделяешь работе на старого пня по паре часов в день, еще по три проводишь в зале у Оторвы и у меня в кабинете, а все остальное время не отлипаешь от этих оболтусов! А вы, в свою очередь, каждый божий день дрючите ее и в хвост, и в гриву до тех пор, пока не подтянете хотя бы на первую ступень мастера, и, конечно же, таскаете с собой во все рейды!

— Объяснишь? — осторожно спросил я, почувствовав, что она серьезна, как никогда.

«Злобная бабка» посмотрела на меня, как на идиота, а затем рыкнула на все озеро:

— Она — маг Разума, дурень! Причем с потенциалом, который мне даже не снился. А вам, дуроломам, шарахающимся по мирам с паршивыми щупами наперевес, при желании запудрит мозги даже ребенок! Кстати, Леда, что у тебя с парадно-выходной одеждой?

— Ничего… — робко призналась шеллемка, судя по всему, шокированная дичайшим диссонансом между демонстрируемым гневом и теми чувствами, которые за ним ощущались.

Маришка недовольно нахмурилась, мигом оказалась на ногах и открыла «зеркало»:

— Девки, ноги в руки и вперед! А ты, олух царя небесного, расслабляйся дальше. Ибо, как ни странно, заслужил…

— Я тебя тоже очень люблю! — улыбнулся я, послал «бабке» воздушный поцелуй, закрыл глаза, пригрелся на солнышке и через какое-то время задрых. Причем настолько добросовестно, что не сразу среагировал на сработавший таймер. Но пояснительный текст, возникший на экране коммуникатора, помог прозреть и неплохо мотивировал приложить себя просветлением.

Под действием этого заклинания сознание стало кристально-ясным, и я развил бурную деятельность. Сначала подлечил исцелением кожу передней поверхности тела, уже начавшую жечь. Потом убрал в перстень наши пожитки и перешел в свою гостиную. А там набрал Дашу, сообщил, что уже в Замке, и спросил, что надевать. Ибо вовремя догадался, что проявлять инициативу в этом вопросе — форменное смертоубийство. Да, следующие минут пятнадцать дались не сказать, чтобы очень легко, зато я выжил и честно заслужил похвалу Степановны. Потом вытряс из нее подробное описание целей предстоящего визита, задал несколько вопросов и открыл «коридор» в спальню Авьен…

…Весь перелет до дворца Ан Тиисов я грузил голову, штудируя мини-досье на каждого члена семьи Ярташа и «привязывая» эту информацию к их фотографиям. Да, пару раз посмотрел в окно, но без особого энтузиазма, так как снаружи лило, как из ведра, и сквозь сплошную стену из низвергающейся воды можно было разглядеть разве что ближайшие флаеры и силуэты верхних этажей ближайших небоскребов. Поглядывал и на Вальеду, сидевшую возле Маришки, но каждый раз натыкался на уверенный взгляд «юной» разумницы и на какое-то время успокаивался.

В момент приземления отвлекся — сохранил координаты текущей точки, открыл «Око» в свою гостиную, просунул сквозь плоскость сопряжения обе руки и переслал эти данные Язве, Бестии и Хельге, дабы они могли проследить наш дальнейший путь. Потом выбрался на приятно пружинящее покрытие летного ангара для особо важных гостей, подал руки обеим спутницам, вперил тяжелый взгляд в переносицу очень уж самовлюбленного дядьки в ливрее, почему-то решившего, что на нам можно смотреть свысока.

Тот не понял не особо завуалированного намека и продолжил строить из себя прелестный пуп Шеллема. В смысле, недовольно заявил, что мы опоздали на два роха[1], взбесил Степановну как формулировкой этого утверждения, так и его тоном, «ни с того ни с сего» потерял сознание и грохнулся на пол.

Я тоже разозлился. Но повел себя иначе — развернул своих дам на месте, подвел к флаеру и объяснил Та Кальму смысл этих телодвижений:

— Раймс, мы улетаем. Если есть желание, свяжись с Ярташем и сообщи, что мы в восторге от его гостеприимства и обязательно ответим тем же.

— Ратибор Игоревич… — начал, было, шеллемец, но как-то почувствовал, что я уперся, мрачно вздохнул и набрал венценосного друга.

Суть наших претензий описал коротко, четко и не пытаясь юлить. В том же стиле высказал свое мнение, к слову, дав понять, что целиком и полностью на нашей стороне, выслушал ответ, криво усмехнулся и обратился ко мне:

— Ратибор Игоревич, маан Ярташ признает свою вину и готов извиниться лично. Если подождете его буквально три роха, то прямо тут. Нет — в моем поместье, куда он вылетит через те же три роха…

[1] Рох — примерно сорок восемь секунд.

[1] ИРЦ — инженерный расчетный центр. Что-то вроде навороченного компьютера.

Глава 9

26 февраля 2113 г.

…Помещение, в которое нас спустил Ярташ, готовили к нашему визиту крепкие профессионалы — от единственного окна остался только контур, слабо светящийся под взором, все коммуникации, проходящие в стенах, потолке и в толще пола, были не только обрезаны, но и извлечены, а вместо электрических светильников появились хемилюминесцентные. По тому же самому принципу заменили и мебель — здоровенный обеденный стол оказался деревянным, все регулировки кресел были чисто механическими, мини-лифт для доставки еды и напитков перемещался за счет движения тросов, голографическими обоями даже не пахло и так далее. Но больше всего повеселило даже не это — черепа членов семьи экс-Императора, приглашенных на эту трапезу, не «светились», а значит, из них удалили все имплантаты.

Само собой, я обратил внимание и на количество особо доверенных лиц, и на персоналии: лепший друг Раймса счел возможным познакомить с нами только свою супругу, сына и его благоверную, хотя близких родственничков у него было завались. Кстати, мать нынешнего самодержца, желчная старуха с телом, процентов на шестьдесят доработанным местными специалистами по пластической и эстетической хирургии, декольте на восемь персон и буйной копной искусственных угольно-черных волос, мне сразу не понравилась. А здоровяк Галвер, явно не чурающийся занятий спортом, и весьма миловидная блондинка Мальва, наоборот, вызвали симпатию.

Первое впечатление подтвердилось и во время взаимных представлений, и на первых минутах завтрака: если Сиена всю дорогу строила из себя невесть что, то Император и Императрица честно старались держаться на равных, хотя и не понимали, зачем это надо. Более того, последняя неплохо изображала хозяюшку, ухаживая за своими мужчинами и нами, бегая к мини-лифту за переменами блюд и сглаживая излишнюю резкость заявлений своей свекрови мягкими улыбками, неплохими шутками и интересными вопросами. Впрочем, Императрица-мать особо не хамила — завуалированно намекала на то, что до сих пор является вторым человеком в государстве, и изредка «удивлялась», с какого перепугу настолько важная персона, как она, снизошла до общения с «малолетками». На этом, собственно, и погорела, сдуру назвав Степановну деточкой.

Реакция «деточки» не заставила себя ждать:

— Вы, жители техногенных миров, моментами веселите до слез. Возьмем, к примеру, тему возраста. В детстве, юности и молодости вы гордитесь своей внешностью, а когда природная красота начинает отцветать, хватаетесь за любую возможность заменить ее искусственной и параллельно сублимируете все усиливающееся отчаяние попытками демонстрировать мудрость, величие, опыт и все то, что, по вашему мнению, обязательно приходит с возрастом. У нас все иначе: к примеру, я значительно старше вас, но ни одного дня своей жизни не выглядела хуже, чем сейчас, ибо являюсь сильным магом Жизни и меняю свою внешность так, как заблагорассудится. Не верите… Зря: девочка, сидящая по левую руку от моего внука — шеллемка. На момент попадания в его загребущие ручки ей было сто один роен. А сколько вы дадите ей сейчас?

Императрица-мать недоверчиво уставилась на Леду, а та равнодушно пожала плечами:

— Так и есть, маат[1], мне сто один. Кстати, мы с вами видимся не первый раз — в девяносто шестом вы вручили мне Белую Ветвь за заслуги в развитии науки, в девяносто девятом не отпустили на конференцию по астронавигации в Ремнис, как носителя государственной тайны, а в девятом поверили наветам Венса Ма Шенка, сочли выжившей из ума и уволили из РВВА. Но я не в обиде, ведь именно это увольнение стало первым звеном в цепочке случайностей, благодаря которой мне посчастливилось попасть в палату для умирающих маулинского госпиталя ВКС, заинтересовать Ратибора Игоревича, доказать, что заслуживаю уважения, и обрести семью!

Сиена закусила губу, эдак с полминуты неотрывно смотрела на нее, а потом вытаращила глаза:

— Вальеда Ульен, верно?

— Да, маат… — кивнула «моя» шеллемка и расплылась в настолько теплой, светлой