силе. Вновь превратилась в мягкую, слабую женщину, какой никогда не чувствовала себя рядом с Иеѓошуа.

«Я все время думал о тебе. Я ведь люблю тебя, а что значат для настоящей любви границы всякого рода? Я знаю, что ты чувствуешь то же, что и я. Не возражай! Я же знаю, ты любишь меня».

«Но я ведь замужем!»

«Брак похож на тюрьму, в которую человек заключает себя добровольно. Брак без любви — это страдание на всю жизнь».

Плеск моря, казалось, вторил ему, вновь и вновь напоминая: «Вам не забыть эти мгновения никогда, никогда, никогда…»

«Я написала тебе много писем, но порвала их все, — внезапно прошептала Ольга. — Что бы изменилось от того, что ты прочел их? Мне нужно было только выговориться на бумаге, ничего больше. После каждого такого письма я находила новые силы, чтобы помогать мужу, который моложе меня на двенадцать лет».

«Но ты не можешь быть для него Терезой де Мон![14]»

«Нет. Мое чувство к нему совсем другое».

«Но я-то хочу быть твоим возлюбленным, как этот итальянец! Я люблю тебя, Оленька, хоть мы уже не очень молоды. Наша любовь — это зрелое чувство людей, много повидавших в жизни».

«Сережа, что такое любовь?»

«Я знаю, что это значит для меня, а до других мне дела нет. Любовь для меня означает желание быть с тобой рядом, ощущать запах твоих волос, радоваться вместе с тобой, даже ссориться. В общем, жить ради тебя. Мы ведь оба хорошо знаем это, Оленька».

«Меня нельзя сравнивать с Терезой де Мон. Ее связывало с любовником вожделение, а наша с мужем любовь держится на общих ценностях. В нашей Торе сказано, что жена — помощница мужа. Это значит, что я во всем должна быть ему опорой. Вот и к консулу я ходила, чтобы выручить мужа. У него сейчас большие неприятности. Он занимается скупкой земель, а дело это непростое и опасное».

Федорова вдруг осенило. Странный исхудалый субъект, которого турки-полицейские привели в консульство и которого поносили в конторе «Ховевей Цион», — не кто иной, как муж Ольги! Это открытие причинило ему боль. Чем этот изможденный мужчина лучше, чем он? Почему она предпочла его? Рядом с ней он выглядит мальчишкой! Сразу видно, что они не пара!

«Да сними же, наконец, маску, Оля! Говори со мной о чувствах, а не о ценностях!» — не выдержал Федоров.

Наступило продолжительное молчание. «Наибольшие препятствия — те, что человек воздвигает себе сам», — произнесла наконец Ольга слабым голосом. Она сидела, низко опустив голову, пригоршнями зачерпывая мокрый песок. Больше всего на свете ей хотелось быть с Федоровым. Иеѓошуа замучил ее своими бесконечными отлучками. В последний раз он пропадал в Бейруте целых два месяца, а она все ждала, тщетно надеясь на его скорое возвращение…

Почему же она не может сейчас остаться с избранником сердца?

Мысленно произнеся эти слова, Ольга затрепетала. Ведь Сергей и вправду был избранником ее сердца, а Иеѓошуа — лишь избранником разума.

«Купец, который должен сопровождать Ханкина в Бейрут, — это я. У них там в Петербурге ум за разум зашел от подозрительности. Они меня послали следить за вашей поселенческой деятельностью. Мне велено ехать с твоим мужем в Бейрут и в Изреэльскую долину».

«Тебе?»

«Ради тебя я могу отказаться. И деньги, которые якобы я буду вкладывать в землю, — это вранье. Ни гроша мне не дадут».

«Поступай как знаешь, Сережа» — вздохнула Ольга. Ей опять хотелось быть маленькой, слабой женщиной, чувствовать защиту сильного и доброго мужчины.

Глава двадцатая

Зов жизни

Неожиданная встреча с Федоровым привела Ольгу в смятение. Она вдруг остро осознала, что вся ее жизнь — это непрестанная череда сражений, в которых она далеко не всегда одерживает победу. В ней с новой силой пробудились прежние сомнения, с которыми она, казалось, уже справилась.

По дороге домой, проходя мимо греческого монастыря, она задумалась о судьбе православных монахинь. Ольга завидовала их спокойной, размеренной жизни, в которой не было бурь и потрясений. Может, и правда, полностью подчинившись суровому монастырскому уставу, они обрели душевный покой? Монахинями ведь не рождаются — каждая из них когда-то была обыкновенным ребенком, воспитывалась в семье, мечтала выйти замуж и родить детей. Что может заставить юную девушку запереть себя в монастыре? Несчастная любовь?.. Болезнь?.. Отчаяние?.. Что бы это ни было, они смогли преодолеть себя, оставить родной дом и отправиться в далекую чужую страну, где можно забыть о прежних чувствах и посвятить себя аскетической жизни, не оставляющей места для душевных мук. Они нашли выход, а она?

Как обрести душевный покой? Ей померещилось, что за деревянными воротами монастыря она видит настоятельницу с мерцающей свечой в руках. На самом деле ей виден был только мерцающий огонек, а женская фигура в черном одеянии лишь угадывалась в темноте.

«Страдание очищает душу», — как-то раз сказала Ольге настоятельница. Тогда она промолчала, а сейчас с раздражением подумала, что лучше было бы обойтись без очищающего страдания. Да, только страдание и ничто другое привело сюда этих женщин из Греции, с Кипра, из России, но разве в самопожертвовании смысл жизни, смысл любви? Чего ради красивые ясноглазые девушки проводят жизнь в молитве и тяжком труде? Неужто они появились на свет для того только, чтобы молиться деве Марии? Или наградой им служит умиротворенность, которую они не сумели обрести в миру? Если к еврейскому слову адам присоединить окончание женского рода, получится адама, что значит «земля». Почему? Разве жена мужчине — земля, а не женщина? Почему Мария родила Иисуса, не испытав любовной ласки? Зачем нужно умерщвление плоти? Только в христианстве и у нас в иудаизме любовь считается грехом и порождением греха. Женщина олицетворяет грех, потому что дала соблазнить себя змею. А что было плохого в том соблазне? Ведь это зов жизни!

Вернувшись в квартирку на улице Аджами, Ольга почувствовала себя глубоко несчастной. Иеѓошуа не было дома, но она к этому привыкла. Она сидела одна, раздираемая противоречивыми чувствами. Говорить о Сергее с матерью или сестрами не имело смысла — не поймут. Мать принимала всегда сторону отца, для которого не было ничего важнее на свете, чем сионистские идеалы и возрождение еврейского народа на своей земле. Сестры тоже находились под его влиянием. Они восхищались деятельностью Иеѓошуа, видя в ней осуществление многовековой мечты, но не понимали, что, как бы Ольга ни гордилась мужем и ни помогала ему, быть по-женски счастливой рядом с ним