– Красив, как сама красота, – заметила она, оглядывая его с ног до головы. – И ни к чему тратить на него выстрел.

– Мадам, – обратился к ней Уильям, взяв себя в руки и пытаясь быть обходительным. – Полагаю, вы ошибаетесь насчет меня. Я – солдат короля, и…

Обе старухи расхохотались, скрипя, как ржавые дверные петли.

– В жизни бы не догадались, – ухмыльнулась курильщица, не вынимая изо рта трубки. – А мы-то думали, ты так, погулять вышел.

– Помолчи-ка, сынок! – Другая сестра не дала Уильяму ответить. – Мы тебе ничего не сделаем, пока ты стоишь и помалкиваешь.

Она окинула Уильяма взглядом, оценивая его потрепанный вид.

– Небось воевал? – не без сочувствия спросила старуха.

Не дожидаясь ответа, она толкнула его на валун, заросший мидиями и еще влажными водорослями, из чего Уильям сделал вывод, что берег моря совсем рядом.

Уильям ничего не ответил, и не потому, что испугался старух, просто сказать было нечего.

Он сидел и вслушивался в звуки массового бегства. Уильям не представлял, сколько там человек, потому что не знал, как долго это уже длится. Ничего интересного он не услышал, только обрывки разговоров людей, тяжело дышащих от натуги, негромкий ропот ожидающих своей очереди да редкие сдавленные смешки, которые возникали скорее от волнения.

Туман над водой рассеялся, и в сотне ярдов, не более, Уильям отчетливо увидел маленькую флотилию, состоящую из весельных лодок, легких плоскодонок и рыбачьих суденышек, которые сновали туда-сюда по гладкой, как стекло, воде, а еще толпу людей на берегу. Она постепенно сокращалась, но люди стояли, сжимая в руках оружие и настороженно озираясь, видимо, опасались погони.

«Знали бы они!» – с горечью подумал Уильям.

Меньше всего Уильяма сейчас беспокоило собственное будущее. Было стыдно за то, что он видит, как вся американская армия бежит у него прямо из-под носа, а он ничего не может сделать. От мысли, что придется вернуться и доложить обо всем генералу Хау, на душе стало еще горше. Даже если бы старухи решили зажарить его и съесть, это уже не имело значения.

Уильям настолько увлекся происходящим, что не сразу сообразил: раз он так хорошо видит американцев, то и они его прекрасно видят. Впрочем, солдаты Континентальной армии и ополченцы настолько увлеклись отступлением, что никто не обращал внимания на Уильяма, пока один из отступающих не оглянулся и не стал всматриваться в верхнюю часть берега.

Человек замер, бросил короткий взгляд на своих ничего не замечающих товарищей и решительно зашагал по гальке, не сводя глаз с Уильяма.

– Что там у вас, мамаша? – спросил он.

В форме офицера Континентальной армии, невысокий и плечистый, он чем-то напоминал тех двух женщин, но был гораздо мощнее. Он сохранял внешнее спокойствие, но, судя по выражению налитых кровью глаз, замыслил что-то недоброе.

– Вот, рыбачили, – отозвалась хозяйка трубки. – Выловили этого красноперого окунька, теперь думаем, может, бросить его обратно?

– Да? Ну, может, чуть попозже.

С появлением незнакомца Уильям настороженно застыл и теперь смотрел на него снизу вверх, стараясь выглядеть как можно суровее.

Мужчина взглянул на редеющий позади Уильяма туман.

– Ты здесь прям как дома, да, паренек?

Уильям промолчал. Незнакомец вздохнул, размахнулся и ударил его кулаком под дых. Уильям согнулся пополам, упал с камня, и его стошнило прямо в песок. Незнакомец схватил его за шиворот и поднял, как будто он ничего не весил.

– Давай, парень, отвечай! У меня мало времени, и вряд ли ты хочешь, чтобы я тебя поторопил, – мягко сказал он, коснувшись ножа на своем поясе.

Уильям, как смог, вытер рот о плечо и уставился на незнакомца пылающим взором. «Ну и ладно, – подумал он и вдруг ощутил некое спокойствие. – Если я погибну, то, по крайней мере, за что-то».

Но тут вмешалась сестра курильщицы и прервала драматическую сцену, ткнув его мучителя в бок дулом ружья.

– Да если бы их здесь было больше, мы бы с сестрой давно их услышали, – сказала она с легким отвращением. – Вояки шумят будь здоров.

– Верно, – согласилась курильщица и замолчала, чтобы вытащить изо рта трубку и сплюнуть. – Ты же видишь, малец потерялся. И говорить с тобой он не станет.

Она по-свойски ухмыльнулась Уильяму, показав единственный сохранившийся желтый клык.

– Скорее умрешь, чем заговоришь? Так ведь, парень?

Уильям слегка наклонил голову, и женщины насмешливо захихикали. Они насмехались над ним, по-другому и не скажешь.

– Шел бы ты к своим, – сказала тетка незнакомцу, – а то уплывут без тебя.

Но тот даже не взглянул на нее, он не сводил глаз с Уильяма. Однако через пару секунд он коротко кивнул, повернулся и зашагал прочь.

Уильям почувствовал, как одна из сестер зашла ему за спину, и что-то острое коснулось запястий, а потом бечевка, которой его связали, лопнула. Уильяму хотелось потереть затекшие запястья, но он сдержался.

– Ступай, паренек, – почти ласково велела хозяйка трубки. – Пока тебя не увидели, а то мало ли что кому взбредет в голову.

И Уильям ушел.

На самом верху берега он остановился и посмотрел назад. Старухи исчезли, а незнакомец сидел на корме лодки, которая стремительно удалялась от берега, уже почти обезлюдевшего, и пристально глядел на Уильяма.

Уильям отвернулся. Наконец-то показалось солнце: бледно-оранжевый диск, пылающий сквозь туман. Сейчас, после полудня, оно уже спускалось к горизонту. Уильям повернулся и побрел в глубь острова на юго-запад, но еще долго чувствовал спиной взгляд, даже после того, как берег исчез из поля зрения.

Живот болезненно ныл, а в голове крутилась одна-единственная мысль – слова капитана Рамзи: «Слышали о дамочке по имени Кассандра?»

Лаллиброх, Шотландия

Сентябрь, 1980 г.

Не на всех письмах стояла дата, только на некоторых. Бри осторожно перебрала с полдюжины верхних посланий и, чувствуя, что у нее перехватывает дух, как на американских горках, выбрала одно, с надписью на клапане: «2 марта, год 1777 от Рождества Христова».

– Думаю, это следующее. – Горло сжалось, стало трудно дышать. – Оно… такое тоненькое. Совсем короткое.

Так оно и было, письмо занимало не более полутора страниц, но Брианна сразу поняла почему: все письмо написал отец. При виде его угловатого решительного почерка у нее сжалось сердце.

– Мы никогда не позволим учителям заставлять Джемми писать правой рукой, – свирепо сказала она Роджеру. – Никогда!

– Хорошо, ты права, – ответил тот. Неожиданная вспышка его удивила и позабавила. – Или, если угодно, лева.