плечами Данила, – и бабы, да. А почему бы и нет? Имею право. У меня, в отличие от тебя, парня нет! – рассмеялся.

– Очень смешно!

– Да ладно, не фыркай. Они беспонтовые были, я даже не помню, как их звали. Братан притащил откуда-то, так, посидели просто, пообщались.

– Угу. Ночью. В бане. С бабами. Просто пообщались! Коне-е-ечно!

Он улыбнулся.

– Ревнуешь, дерзкая?

– Так, короче, зачем припёрся? Похвастаться своими банными подвигами? Я впечатлена. Всё? Я могу идти?

Он долго молчал. Играл желваками, кивал своим мыслям. Наконец вздохнул:

– Марин, а давай, заново попробуем? Ну, с начала? Но теперь уже по-нормальному. Как там, это делается, я не знаю... С родителями твоими познакомлюсь. Хочешь? Домой будешь вовремя приходить. Я вообще к тебе даже не прикоснусь, пока не попросишь, клянусь! Просто будем, ну я не знаю... Дружить. Гулять там, или... – озадаченно помолчал. – Ну не знаю, короче! Дружить, встречаться. Ну или, как ты сама хочешь?

Он говорил искренне, и это чувствовалось. А ещё – чувствовалась его жалобно скулящая, загнанная глубоко внутрь гордость, с которой он еле справлялся даже по пьяни.

А Маринка слушала, испытывая то ли жалость, то ли неловкость за него, и понимала, что всё-таки он, похоже, нормальный, просто характер такой дурацкий: непримиримый и упёртый. Ему тяжело сдаваться, для него это сродни смерти. И Маринке такие загрёбы были очень даже знакомы: таким же точно был её отец. И от этого сравнения Данила становился для неё ещё опаснее: сегодня, наплевав на папу мента, припёрся среди ночи под окно, а завтра с лёгкостью выследит Кира... И идти такому поперёк – только злить его ещё больше.

– Дань, понимаешь... – как можно мягче начала она, но, подняв взгляд, тут же испуганно замолчала: к ним шла Оксана.

– Ты только скажи, Марин! – окрылённый её тёплым тоном, воспрял Данила. – Я тебе клянусь, что всё, вот эта вся хулиганка – это в прошлом. Ну хочешь, я папе твоему в этом поклянусь и пусть он, если что, сразу под статью меня... Да и вообще, причём тут папа? Если мы сами захотим, то...

– Здравствуйте, молодые люди. Я вам не помешаю?

Маринка закрыла лицо ладонью, сжалась.

– Здрасти, – удивлённо развернулся Данила. Сильно качнувшись, но поймав равновесие, протянул руку. – Данила.

Оксана немного замешкалась, но ответила на пожатие.

– Оксана.

–А-а-а... Вы это, – указал он на Маринку. – Да?

– Да. Я это. И меня, молодой человек, не устраивает то, что между вами происходит. Вернее, то, КАК это происходит.

– А... – он растерянно почесал в затылке, – а можно вас на пару слов? Нет, серьёзно, отойдём?

Маринка испуганно схватила его за рукав:

– Куда? Слушай, хватит уже, а? Иди, проспись, ненормальный!

– Чш! – строго пригрозил он ей пальцем. – Здесь стой, поняла?

Маринка затравленно глянула на Оксану, а та, сдерживая улыбку, многозначительно дёрнула бровями:

– Ну, давайте отойдём. Марин, подожди здесь, ладно?

У неё всё внутри оборвалось. Сейчас он ей там порасскажет...

Они болтали о чём-то минут десять, не меньше. Наконец пошли обратно. Проходя мимо Маринки, Оксана на мгновенье замедлила шаг:

– Две минуты у тебя!

И пошла домой! То ли злая, то ли фиг поймёшь, какая...

– Что ты ей сказал? – пряча за злобой отчаяние, зашипела Маринка. – Что ты ей сказал?!

– Пообещал, что больше не буду орать под окнами, – ухмыльнулся он. – Я же говорил, всё можно порешать. Теперь с батей твоим побазарить и всё.

– Дань... У тебя гордость есть вообще? – в груди противно защемило, и было сложно смотреть ему в глаза, но Маринка заставляла себя не только смотреть, но и презрительно паясничать. – Я ж тебя поимела, Дань. Развлеклась и вышвырнула, а ты, вместо того, чтобы сделать вид, что не больно-то тебе и надо, таскаешься за мной, как... Ты не пёсик, Дань! Ты тряпка!

Он замер, дурашливая улыбочка пока ещё в растерянности, но таяла.

– Чего ты припёрся-то про какую-то новую попытку мне втулять? Какая, к чёрту, попытка? Нахрена ты мне?! У меня таких, как ты – каждую неделю новый, неужели ты настолько лох, что до сих пор не понял этого?

– Да ты гонишь! – забузил-было он, но как-то неуверенно. – Ты же говорила, у тебя парень?

– А, и парень, да! – рассмеялась Маринка, внутренне ёжась от собственной жестокости. – Такой же лошара, как ты, только гораздо красивее, поэтому я его и не бросаю! Хочешь занять его место? Ладно! Только тогда пилу себе сначала купи, рога отпиливать! – и, не оборачиваясь, ушла. От адреналинового передоза заметно потряхивало.

А он не окликнул, и не пошёл следом. И оставалось надеяться, что на этот раз сработает. Потому что да, идти такому поперёк – только ещё больше разжигать его упрямство, но должен же быть предел, за который он сам не захочет лезть? Что-то, что оттолкнёт не от попытки доказать что он лучший, а от самого приза?

Оксана ждала на кухне. Маринка вошла, молча, не поднимая глаз, села.

– Не знаю, чего он там тебе наговорил, но ты же видела, какой он идиот, когда пьяный?

– Обычный, – пожала Оксанка плечами, – такой же, как все. Не думаю, что ты сильно лучше была в ту ночь.

В горле резко пересохло.

– Какую ещё ночь?

– Которую ты провела у него дома! Хоть кто-то сказал мне, наконец, правду! И очень жаль, что это была не ты, и не твоя подружка, которой я тоже доверяла! И это тебе ещё очень повезло, что парень этот, несмотря ни на что, оказался нормальный! Другой бы на его месте, обязательно воспользовался твоим состоянием! – заглянула из-под низа в её лицо: – Или что-то между вами всё-таки было?

Маринка отчаянно замотала головой.

– Можно подумать, если бы было, ты бы призналась, – вздохнула Оксана. – Ну вот что мне тебя, к гинекологу вести за ручку? Я против таких методов воспитания, тем более ты уже взросленькая. Надеюсь, ты в курсе о существовании презервативов?

Маринка пылала и молчала.

– Господи, – упёрлась Оксана лицом в ладонь, – я не знаю, что делают в таких ситуациях, Марин. Со мной об этом никто не разговаривал, само как-то всё пришло. Мама мне просто доверяла, и я тоже предпочитаю верить тебе.