41

– Но приступим к делу! – продолжал Сократ. – Прежде всего напомните мне то, что вы говорили, если, окажется, я это забыл. Симмий, как я вижу, относится с недоверием и боится, что душа, хотя она более божественна и прекрасна, чем тело, погибнет раньше тела, так как она своего рода гармония. Кебет, показалось, готов мне сделать ту уступку, что душа более долговечна, нежели тело, но полагает, что никому не известно, не погибнет ли, в конце концов, сама душа, оставив тело, после того, как в ней износилось, в течение долгого времени, много тел, и не следует ли эту гибель души считать именно смертью, коль скоро тело обречено на непрекращающуюся гибель. Это ли, или иное что, Симмий и Кебет, предстоит нам исследовать?

Оба согласились, что именно это.

– Все ли наши предыдущие доводы, – спросил Сократ, – вы отвергаете, или одни отвергаете, другие нет?

– Одни отвергаем, другие – нет, – отвечали Симмий и Кебет.

– Что вы скажете, – спросил Сократ, – о том рассуждении, в котором мы утверждали, что учение есть припоминание? Если это так, не следует ли, по необходимости, допустить, что наша душа уже раньше в другом месте должна существовать, прежде чем она оказалась заключенной в тело?

– Меня это рассуждение, – заметил Кебет, – и тогда вполне убедило, и теперь я всецело остаюсь при нем.

– Да и я, – добавил Симмий, – такого же мнения и был бы очень удивлен, если бы мне когда-либо потом пришлось думать об этом иначе.

– Но, фиванский гость, – сказал Сократ, – ты должен переменить свое мнение, пока разделяешь ту мысль, что гармония – вещь сложная; что душа представляет собою некую гармонию, получающуюся в результате соединения тех качеств, из которых образуется тело. Ведь не станешь же ты опираться на тот свой довод, будто гармония образовалась прежде того, из чего она должна была сложиться. Или ты будешь приводить этот довод?

– Ни за что, Сократ, – отвечал Симмий.

– А замечаешь ли ты, – продолжал Сократ, – что говорить это, значит утверждать, что душа существовала ранее, чем она приняла вид и тело человека, но что она состоит из частей, еще не существующих? Ибо твоя гармония не есть то, чему ты ее уподобляешь, но, по-твоему, сначала являются лира, струны и негармоничные еще звуки, гармония же образуется в конце всего и погибает прежде всего. Как этот твой довод может согласоваться с другим?

– Невозможно согласовать их, – сказал Симмий.

– И, однако, – продолжал Сократ, – если во всяком ином рассуждении должно быть согласие вообще, так и в рассуждении о гармонии.

– Конечно, так должно быть, – сказал Симмий.

– Однако это твое рассуждение не согласно с предыдущим; поэтому рассуди, какое из рассуждений ты предпочитаешь: то ли, что учение есть припоминание, или то, что душа есть гармония?

– Конечно, первое, Сократ, – сказал Симмий. – Другое мое мнение составилось без доказательств и основывалось лишь на некотором правдоподобии и вероятии, так как это мнение является приемлемым также и для большинства людей. Между тем я знаю, как обманчивы те мнения, которые покоятся только на правдоподобии; того, кто не остерегается их, они тотчас вводят в заблуждение. Это бывает и в геометрии и во всех других науках. Рассуждение же о припоминании и учении основано на предположении, достойном того, чтобы быть принятым. Ведь оно основывалось на том, что душа существовала до того, как она облеклась в тело, так как она есть сущность, именуемая «истинно существующее». По-моему убеждению, это положение доказано мною в достаточной степени и на основании правильных доводов. Поэтому, мне кажется, я не должен ни для себя самого, ни для других принимать того положения, будто душа есть гармония.

42

– А как ответишь ты, Симмий, – спросил Сократ, – на такой вопрос: думаешь ли ты, что гармония, или какое-либо другое соединение, должна отличаться от образующих ее составных частей?

– Никоим образом не должна отличаться.

– Может ли гармония, как я думаю, действовать или страдать так же, как действуют и страдают ее составные части?

– Да.

– Не должна ли гармония следовать за своими составными частями, а не руководить ими?

– Само собою разумеется.

– Следовательно, гармония никоим образом не может сама по себе приходить в колебание, издавать звук, вообще как бы то ни было идти вразрез со своими составными частями?

– Конечно, не может, – сказал Симмий.

– Далее. Не является ли каждая гармония гармоничной в той мере, в какой она настроена?

– Это мне непонятно, заметил Симмий.

– Если строй гармонии выше и полнозвучнее, поскольку это возможно, то и гармония должна быть выше и полнозвучнее, а если ее строй ниже и слабее, то и гармония должна быть более низкою и слабою.

– Да.

– То же ли бывает с душой? [Можно ли сказать, что] одна душа, хотя бы даже в малейшем, в более высокой или низкой степени, в более широком или узком объеме, более душа, чем другая душа, что она сама по себе душа?

– Никоим образом, – сказал Симмий.

– Ради Зевса, дальше! Говорят же об одной душе, что она обладает разумом, добродетелью, что она душа добрая, а о другой – что она безрассудна, подла, что это душа злая. Правильно так говорят?

– Конечно, правильно.

– Как назовут те, кто считают душу гармонией, присущие душам добродетель и порочность? Не назовут ли они первую снова гармонией, а вторую – дисгармонией? Одна душа, душа добрая, гармонично настроена и, сама будучи гармонична, заключает в себе другую гармонию? А вторая душа, гармонично не настроенная, не заключает в себе другой гармонии?

– Не знаю, что ответить на это, – сказал Симмий. – Но ясно, что высказавший такое предположение, должен ответить что-нибудь подобное.

– Но мы раньше согласились, – продолжал Сократ, – что одна душа не бывает в большей степени или в более широком объеме душою, чем всякая другая душа. Это соглашение означает, что не бывает одна гармония в большей или в меньшей степени, в более широком или в более узком объеме гармоний, чем другая гармония. Не так ли?

– Так.

– Но одна гармония, будучи не больше, не меньше, чем другая, может ли быть более гармоничной или менее гармоничной, или она так же гармонична, как и другая?

– Так же, как другая.

– И так как одна душа не более и не менее душа, чем другая, то, следовательно, она и гармонична не более и не менее, чем другая душа?

– Так.

– Будучи таковою, она и не может быть ни в чем менее гармонична, ни в чем более гармонична, [чем другая душа]?

– Конечно, нет.

– И опять-таки, будучи таковою, может ли одна душа быть более причастна к порочности или добродетели, чем другая душа, коль скоро порочность есть дисгармония, а добродетель – гармония?