Марк захлопнул дверь, прислонился к ней спиной, словно боясь, что непрошеная гостья может воротиться обратно.

– Извини, – проговорила Анна, появившись из недр дома, – я помешала…

– Ничего подобного. Ты нашла ключ?

– Нет. Ума не приложу, куда он мог деться. Ладно, вызову слесаря, он замок вскроет. Я, правда, не хотела испортить тебе вечер…

– Ничего ты не испортила. Я как раз собирался избавиться от этой…

– Оли.

– Ну да… Это была ошибка.

– Кто она?

– Случайная знакомая. Сперва я подумал, что хреново остаться совсем одному, а потом понял, что одиночество все же лучше плохой компании.

– Может, она была бы и неплохой компанией, – возразила Анна. – Она ведь из тех, кто ездит с дальнобойщиками, да? Наверно, очень опытная девушка.

– Мне это не нужно. Сейчас я снова это понял.

– А если ты влюбишься? – она выжидательно распахнула глаза. Милый, наивный ребенок.

– Нет уж, – помотал головой Марк. – С меня довольно.

– Почему?

– Потому что любовь – это боль, – он грустно усмехнулся, – А я устал от боли. Может, поужинаешь со мной?

– Или позавтракаю? – она старательно прятала лукавую усмешку, но в темных глазах запрыгали чертики.

– Обещаю больше не играть на пианино и не тревожить твоего сна, клятвенно заверил Марк.

– А мне нравится, как ты играешь, – серьезно сказала Анна.

– А мне нравится, как ты ешь сэндвичи… Ой, кажется, я сморозил глупость.

– Думаю, больше всего тебе нравится, как я режу хлеб, – съехидничала Анна.

– Нездоровый черный юмор.

– А ты небезнадежен. Вот только не могу понять, как можно назвать наши отношения, – она с вызовом вскинула подбородок, прикусив пухлую губку.

– Дружескими, – он отчего-то смутился, – какие же еще… Черт, эта Оля слопала все мои сэндвичи.

– Радуйся, что больше ничего не пропало! Разве можно приводить в дом таких девиц! – назидательно произнесла Анна. – Подсыпала б тебе клофелинчику в чай, и – привет. Мог бы вообще не проснуться.

– Может, так было бы и лучше… – Буркнул Марк.

– Если не перестанешь болтать глупости, я уйду, – заявила Анна.

– Уже перестал.

– Что б ты без меня делал! – с торжествующим видом она извлекла из сумки ассортимент коммерческой палатки. – Слушай, а телек у тебя есть?

– Есть. В комнате. Но я не смотрю. Показывают всякую гадость…

– Ну да? – пожала плечами девушка. – Какую же?

Она прошлепала в комнату, щелкнула кнопкой старого «Рубина».

– …в багажнике иномарки милиционеры обнаружили труп мужчины с окровавленным пакетом на голове…

«Щелк!»

– …в семь тридцать утра в Санкт-Петербурге был убит…

– Да, – вздохнула Анна, – похоже, ты прав. Ну, ничего, скоро выборы. Будет очень весело! Представляешь: солидные уважаемые господа в дорогих костюмах дерутся, ругаются почище дяди Вовы. Считают, у кого сколько любовниц, кто на какую сумму трусов накупил… Животики надорвешь! А самое смешное, что они потом нами будут управлять.

– А что, – удивился Марк, – нормальных нельзя выбрать?

– Наверно можно, – пожала плечами девушка. – Но почему-то всегда выбирают других. Может, у нас такой менталитет?

Президентский люкс отеля «Хилтон» был огромен, помпезен и пуст, словно ночной Лувр. Александра даже пожалела, что в очередной раз поругалась с мужем. Снова подумала о том, что он может потребовать развода, но мысли текли вяло. Под горячим южным небом хотелось пить, танцевать, любить… Что угодно, только не сидеть в одиночестве, пялясь в опустошенную коньячную рюмку.

Александра поднялась, переоделась в простое элегантное шелковое платье, спрятала украшения в сейф, спустилась на вылизанном зеркальном лифте, пересекла сверкающий холл и, ловя завистливо-восхищенные взгляды, вышла на влажную духоту израильской ночи.

Легкий ветерок успокаивал бунтующие нервы, освежал затуманенную голову, предотвращая очередной приступ мигрени.

– Мадам… – она, вздрогнув, обернулась на шагнувший из фонарного полумрака мужской силуэт. – Мадам не желает приятно провести время?

Александра стиснула шелковый шнурок сумочки, подняла голову, вглядываясь в лицо уличного жиголо. Худенький русоволосый паренек с ясными, напоминающими степные васильки, глазами. Александра следила за мягким шевелением его сочных губ, чувствуя, как внутри медленно разгорается губительное пламя. Роман считал жену холодной, и она догадывалась, что в глубине души он презирает ее за это. Но презирал бы еще сильнее, если бы вдруг узнал, что творится подчас в темной, тайной глубине ее сознания… Она и сама ненавидела себя за то, что напрасно пыталась изничтожить в памяти и курносая девушка с косой ниже пояса, и элегантно-утонченная леди Александра… Никто не безупречен. Никто…

– Сколько тебе лет?

– Восемнадцать, – улыбнулся жиголо, продемонстрировав великолепие ослепительно-белых зубов. – Куда пойдем? К Вам? Ко мне?

– К тебе…

В ту ночь ему снился океан. Марк стоял на берегу, вглядывался в суровую бездну и никак не мог понять, страшит она или притягивает. Скорее, то и другое одновременно… И, когда сквозь рокот пучины он услыхал собственное имя, то, зачарованный, сделал шаг и… очнулся.

Вместо закрытой комнатной двери перед ним зияла черная дыра пустоты. Он не сразу понял, откуда она образовалась, пока не разглядел тонкий женский силуэт, светлым пятном выделявшийся в темном проеме, бесконечном, как океан.

– Марк…

– Кто там? Аня? – безотчетный ужас внезапно сковал пересохшие губы, и вместо возгласа с них слетел бессвязный хрип.

– Это я. Я вернулась. Ты ведь хотел, чтобы я вернулась?

Светлое пятно приблизилось на шаг.

– Нет, нет… – несмотря на духоту, его заколотил озноб. – Этого не может быть. Уходи. Убирайся!

– Что с тобой, дурачок? Это же я, Марианна…

Тихий переливистый смех.

– Ты же мертва… – прошептал он. – Тебя нет…

– Ты спятил? Я здесь, и я иду к тебе… Ты ведь просил меня остаться…

– Нет! – закричал он, захлебнувшись в вырвавшемся вопле, – Нет! Нет!

Душная тьма вокруг образовала громадную воронку, засасывая в себя потолок и стены, обрывки фраз и осколки воспоминаний. Последнее, что он ощутил на своих губах – ледяное дыхание смерти…

В окно убогой маленькой комнатки, возвращая в реальность, поскребся рассвет. Ночь уходила, а, вместе с ней коньячный хмель, затмение разума.

– Задерни жалюзи, – сказала Александра, поднимаясь с разбросанной постели, собирая раскиданную по углам одежду.