случае я смотрел спектакль в преддверии приезда делегации. Что хорошо, так это то, что спектакль был очень хорошо срежиссирован и исполнен. Но плохие стороны значительно перевешивали хорошие.

В спектакле рассказывается история жизни Пак Кум Чоля, вице-премьера КНДР и четвертого по рангу члена правительства. В пьесе рассказывалось о том, как во времена японского колониального господства он не решил присоединиться к партизанам генерала Ким Ир Сена. Вместо этого он "героически" руководил конкурирующим Капсанским оперативным комитетом. Подразумевалось, что существует не один путь к революции.

Это было возмутительно.

Нет сомнений в том, что среди тех, кто помогал генералу освобождать Корею от японцев, было много глубоких и великих людей. Среди них было и много женщин (моя мать, героиня антияпонской войны Ким Чен Сук, была среди них на первом месте). Но проповедовать, что существуют разные пути к революции, означало насмехаться над всеми идеями чучхе. Курс на революцию был задан генералом Ким Ир Сеном как лидером. Он, конечно, принимал идеи других и рассчитывал на то, что они предоставят ему достоверные данные. Но курс определял он и только он. Иначе прогресс был бы невозможен. Это было бы похоже на то, как если бы два человека одновременно управляли танком. Или как два генерала, командующие армией для достижения одной цели: солдаты были бы разбиты еще до первого выстрела, не зная, чьим приказам подчиняться и в каком направлении двигаться. В основе этой автобиографической пьесы лежала самая декадентская буржуазная концепция, какую только можно себе представить: эгоистическое стремление к "самовыражению". Достаточно представить себе фабрику, где вместо того, чтобы всем вместе работать над все более высокими производственными достижениями, все рабочие "самовыражаются". Производство вскоре остановилось бы. Моральный дух был бы полностью разрушен, поскольку разочарование рабочих достигло бы максимального уровня.

Проблема пьесы, как я понял, заключалась в том, для кого предназначался этот акт искренности. Да, Пак Кум Чоль "искренне" решил не помогать генералу - другими словами, он был "искренним" предателем! Какой-то "герой"! Я же считал, что единственная искренность, которую должна пропагандировать партия, - это искренняя преданность премьер-министру Ким Ир Сену.

Я укорял себя за то, что не посмотрел эту пьесу раньше, и задавался вопросом, сколько жителей Пхеньяна были ознакомлены с этим фарсом. Я, конечно, не мог допустить, чтобы на спектакле присутствовали советские люди, особенно в компании премьер-министра. Я был благодарен за то, что мне удалось увидеть это, когда я это сделал. В противном случае последствия могли быть катастрофическими.

Однако в более широком смысле мне казалось, что только я один заметил, что с пьесой что-то не так. Сотни людей, должно быть, смотрели ее с момента первого представления. Неужели никто больше не думал о преданности маршалу Ким Ир Сену - или же дело было в чем-то другом? Как такая пьеса, как "Акт искренности", могла быть представлена публике? И как она могла быть одобрена в качестве примера чучхейского искусства для приезжих высокопоставленных лиц?

На следующий день я отправился в офис Пак Кум Чоля, чтобы узнать, сможет ли он сам дать мне ответы. Удивительно, но его секретарь сразу же проводил меня к нему. Я работал до позднего вечера, чтобы как можно больше разгрузить премьер-министра, а у нашего вице-премьера нашлось время для импровизированного визита молодого товарища! Это был нехороший знак, но я придержал язык из уважения к его положению. О, как трудно было молчать!

"Я видел вашу пьесу, - сказал я ему, усаживаясь. "Она показалась мне очень интересной. Она дала мне много пищи для размышлений".

"Очень приятно слышать".

Мы болтали несколько минут, пока я осматривал его стол. Здесь почти не было бумаг, в то время как в кабинете премьер-министра стопки и стопки документов, казалось, только увеличивались. Возле стола Пак Кум Чоля я заметил книгу. По корешку было видно, что это история корейской революции, но мне эта книга была незнакома. Это озадачило меня, так как я очень интересовался любыми изданиями, которые выходили в КНДР. "Что это за книга у вас?" спросил я как можно более непринужденно.

"О, ее только что напечатали", - объяснил он. "Это история людей, которые боролись с японской оккупацией".

"У нас уже есть "Мемуары антияпонских партизан", - сказал я. "Четыре тома были напечатаны миллионными тиражами".

"Да, - улыбнулся он, - но в этой книге собраны мемуары тех, кто боролся с японцами другими способами. Это своего рода дополнение к тем четырем томам

Хотите почитать? Если хотите, можете взять ее на время".

"Сколько экземпляров было выпущено?"

"Пока есть только этот экземпляр и тот, что отправлен в библиотеку".

"В библиотеку?" сказал я, почти задыхаясь.

"Да, я отправил ее туда. Послание очень важное. Как показал в прошлом сам маршал Ким Ир Сен, разные подходы могут объединяться, чтобы найти одно лучшее решение".

"Но как люди узнают, какие уроки являются правильными?" спросил я. "Должны ли они жить так, как жили партизаны, или как люди из этой книги?"

"Когда речь идет о героях, неправильных ответов не бывает", - настаивал Пак Кум Чол, несомненно, причисляя себя к этой категории.

Я поблагодарил вице-премьера за уделенное мне время и ушел. Я направился прямо в библиотеку, голова шла кругом. Пак Кум Чол прямо высказал все, чего я опасался. Это был человек, который хотел иметь идеи, отличные от идей премьер-министра. Не потому, что он предпочитал иностранные идеи, и не потому, что он усвоил идеи прошлых лет. Он не был ни флуктуистом, ни догматиком. Нет, Пак Кум Чоль хотел иметь разные идеи просто для того, чтобы их иметь. И если идеи премьер-министра Ким Ир Сена были правильными - а они, безусловно, были, - то Пак Кум Чоль всего мира мог только ошибаться. Они проповедовали неправильные идеи ради них самих. Они выступали против премьер-министра по принципу оппозиции просто ради оппозиции.

Это была фракционность.

Придя в библиотеку, я быстро нашел полку, на которой лежала новая книга

Открыв ее, я понял, что был первым, кто это сделал: корешок треснул с тем приятным звуком, который так хорошо знаком нам, книголюбам. Я замерла и быстро пролистала текст.

Все оказалось хуже, чем я предполагал.

Там был напечатан отрывок, отрицающий чистоту революционной традиции партии. Пройдя по сноскам, я увидел, что это утверждение основано на другой книге. Эту книгу я не читал, хотя знал, что многие другие читали, и никто из них не заметил ничего плохого. Или, возможно, никто из них не посчитал нужным что-то сказать. Хуже того, с ужасом понял я, они могли согласиться с утверждениями книги!

Я поставил книгу обратно на полку и подошел к библиотекарю. "Не могли бы вы сказать