Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Мадам, ваша дочь так и не появилась, вы слышите?
Госпожа Эрио проснулась, почувствовав, что ее кто-то трясет. Сон ее не был глубоким, и она сразу поняла, о ком идет речь.
_ Не появилась? Но, Боже мой, где же она может быть?
- И я о том же думаю. Все рестораны в такой час закрыты.
Посоветовавшись, обе женщины решили подождать еще: быть может, Адель провела ночь в какой-то квартире графа де Монтрея. Гортензия привела себя в порядок, чтобы быть готовой, в случае надобности, тотчас выйти из дому. Потом в прихожей стали раздаваться звонки; Элеонора выбегала на лестницу, но это оказывался либо почтальон, либо молочник. Мало-помалу все обычные разносчики посетили дом на улице Риволи. Адель не возвращалась.
Гортензия почувствовала, что начинает всерьез тревожиться. Это было ни на что не похоже. Сердце ее сжалось, когда она подумала о возможности несчастного случая. Волнение усиливалось с каждой минутой, превратившись, наконец, в настоящий страх. Что произошло? Не попала ли она под колеса экипажа? Не напал ли на них какой-нибудь беглый каторжник, вроде того ужасного убийцы Ласенера, которого схватили на прошлой неделе? И не сделал ли ей чего-то дурного сам граф де Монтрей? Гортензия заломила руки и, заметив, что уже десять часов, поднялась, на что-то решившись.
- Может, известить полицию, мадам? - спросила Элеонора.
- Нет. Пока не надо. Пошлите слуг ко всем подругам Адель - может быть, она у них.
- Но у мадемуазель почти не было подруг, - резонно возразила беррийка, - особенно таких, у кого Адель могла бы задержаться. И потом, что собираетесь делать вы сами?
- Я отправлюсь к графу де Монтрею. Это, конечно, нарушение того проклятого договора с этим его старым дядюшкой, но другого выхода нет. Господин де Монтрей, пожалуй, единственный, с кем Адель встречалась.
Эдуарда разбудил камердинер. После бурно проведенной ночи и основательного кутежа, граф де Монтрей и не думал о том, чтобы просыпаться рано, особенно теперь, когда матери не было и не нужно было спускаться к завтраку. Сон его был тяжелый, неглубокий; неприятности прошедшего дня проникли даже в подсознание Эдуарда и не давали забыться полностью. Граф был измучен, недоволен и зол. Камердинера, который принес ему весть о посетительнице, он встретил с раздражением:
- Я приказывал оставить меня в покое. Вы что же, игнорируете мои приказания? Предупреждаю, вы в два счета будете уволены, если решитесь повторить такой фокус!.
- Но, ваша светлость, эта дама в слезах! Она непременно хочет говорить с вами!
Услышав о слезах, Эдуард рывком сел на постели. У него мелькнула безумная мысль о том, что это, возможно, Адель, и, сам себе удивляясь, он ощутил, как теплая волна радости плывет по телу.
- Дама? Что за дама? Она назвалась?
- Это графиня д’Эрио, ваша светлость, мать какой-то Адель!
Радость исчезла. Раз пришла Гортензия, значит, случилось что-то нехорошее. Эдуард поспешно оделся и, без сюртука, в одном жилете и рубашке, спустился в гостиную. Это была действительно Гортензия - дама под вуалью, скрывающая лицо. Видимо, крайне раздраженная ожиданием, она ринулась ему навстречу, и, без приветствий, без любезностей, с какой-то даже угрозой, прорывающейся в голосе, рассказала о том, что Адель не возвращалась домой с тех пор, как ушла вчера в полдень.
- Я пришла узнать: она у вас или нет? Быть может, вы что-либо знаете о ней? Если так, вы должны были известить меня, сударь!
Эдуард произнес, пораженный этой неприятной новостью куда больше, чем дерзким тоном ненастоящей графини:
- Мы расстались вчера в три часа дня, сударыня, и больше я Адель не видел.
- Как же вы расстались? Где? Вы проводили ее, по крайней мере?
- Нет.
- Ах вот как! Этого следовало ожидать. Девушка, доверяющая вам, любящая вас всем сердцем, не заслуживает даже того, чтобы ее провожали! Что же это, по-вашему, - благородство?
Эдуард поморщился:
- У нас вышла размолвка. Адель пожелала уйти одна.
- Вы оскорбили ее? Вероятно, сказали ей правду? Боже мой! Я знала, что так будет. Знала, что не следует ее доверять вам! - Гортензия чувствовала сейчас такое презрение к этому высокомерному богатому денди, что готова была плюнуть ему под ноги. - Да вы же мизинца ее не заслуживаете - она была такая чистая, такая добрая, совсем не то, что вы! Ей нужен был человек с добрым сердцем, а вы, видно, полагали, что если у вас деньги, то вам вовсе не нужно думать об ее чувствах… Ах ты Господи, я даже представить не могу, что с ней случилось!
Эдуард зло произнес, чувствуя, как досада и беспокойство подкатывают к горлу:
- Вам не особенно к лицу эти слова. Вы женщина до конца испорченная, вы сами продали свою дочь, так что не следует искать какие-то грехи в других. Я лишь купил то, что мне предложили.
Гортензия смотрела на него, но плохо понимала смысл слов. Ей сейчас не до того было. Она думала об Адель, почти уверенная уже, что с ней случилось что-то ужасное, и теперь ненавидела весь мир за то, что тот недостаточно ценил и любил Адель, - ненавидела и себя тоже за свой поступок и свою ложь, но больше всего ненавидела Эдуарда - этого хлыща, бесстыдного развратника, который один виноват во всем! Рыдания сдавили ей горло: она насилу прошептала, пребывая в настоящей истерике:
- Ах, моя девочка!… Моя бедная девочка!
Эдуард, превозмогая неприязнь к этой женщине, взял ее за руку:
- Пока что нет причин убиваться. Я попытаюсь отыскать ее. У нас была ссора, это правда, но не столь значительная, чтобы Адель захотела что-то сделать. - Он говорил это, но и сам не знал, так это или не так. Желая убедить себя, Эдуард добавил: - Она обладает здравым рассудком. Вы искали ее уже?
- Нет! Она ведь никого не знала, кроме вас!
- Мне известно одно место, где она может быть. Это квартира на улице Эльдер. Я поеду туда тотчас же.
- Вы полагаете, она может там быть? - Гортензия едва могла говорить, ломая пальцы.
- Не уверен. Если ее там не окажется, придется известить полицию.
- А я? Что делать мне?
