Юлия снова погладила мерина, а потом сняла с гвоздя черный плащ и бросила его на пол, прямо на солому. Красивый друг отца достоин лучшей спутницы, чем та, что приехала с ним вместе. Подумав об этом, девочка пошла прочь.

Заложив руки за спину, Помпей мерил шагами комнату. Тога из толстой белой ткани не закрывала рук, а потому было видно, как движутся мускулы — консул нервно сжимал и разжимал кулаки. Лампы в доме уже начали меркнуть, но он не звал рабов, чтобы те долили масла. Полумрак вполне соответствовал настроению уважаемого римского патриция.

— Он мог оставить пост только ради выборов, Регул. Ничто другое не оправдывает риска.

Старший из центурионов стоял навытяжку перед своим полководцем. Прослужив под его началом уже двадцать лет, он, как никто другой, чувствовал перепады настроения начальника.

— Я полностью в твоем распоряжении, — заверил офицер, глядя прямо перед собой немигающим взором.

Помпей взглянул на подчиненного и, судя по всему, остался доволен.

— Ты поистине моя правая рука, Регул. В этом я не сомневаюсь. Однако если я не хочу отдать город прямо в руки Цезаря, мне потребуется кое-что большее, чем простая покорность. Потребуются идеи. Так что говори открыто, ничего не опасаясь.

Услышав такую команду, Регул слегка расслабился и осмелел.

— Ты не думал о законе, который позволил бы снова претендовать на консульство? Если твоя кандидатура окажется альтернативной, Цезарь пост не получит.

Помпей нахмурился — он просто не считал подобный вариант возможным, в ином случае обязательно использовал бы его. И сенат, и даже простые граждане единодушно восстанут против возвращения к прежним временам. Ирония заключалась в том, что он сам активно способствовал введению тех ограничений, от которых теперь так страдал. Впрочем, подобные мысли ничуть не исправили ситуацию.

— Исключено, — проскрипел консул сквозь стиснутые зубы.

— В таком случае, мой господин, нам предстоит строить планы на будущее, — заключил Регул.

Помпей прекратил шагать и с надеждой взглянул на советника.

— Что у тебя на уме?

Тот глубоко вздохнул и, собравшись с духом, заговорил:

— Позволь мне вступить в его легион. Если вдруг настанет момент, когда этого человека придется срочно остановить, тебе понадобится неподалеку от него надежный меч.

Помпей глубоко задумался: предложение достаточно серьезное. Полная преданность в сочетании с отчаянностью и даже с яростью. Хотя в душе консул и осознавал нечистоплотность подобного шага, искушение получить на годы вперед такое оружие против соперника оказалось слишком велико. Кто знает, что принесет будущее каждому из них?

— Тебе придется войти в состав одной из центурий простым солдатом, — медленно проговорил Помпей.

Центурион перевел дух: ясно, что идея не отвергнута без рассмотрения.

— Это для меня не препятствие. Ведь я начинал рядовым воином, а продвижение по службе произошло благодаря твоей милости, без задержек.

— Но у тебя на лице слишком заметные шрамы, постепенно все поймут, кто ты такой.

— Что ж, скажу, что я наемник. И запросто сыграю роль. Позволь лишь приблизиться к этому человеку, мой господин. И тогда увидишь, чего стоит преданность старого солдата.

Помпей старательно взвешивал все «за» и «против».

— Дело может затянуться на годы, Регул. По тебе никто не будет скучать?

— Нет, мой господин, я совсем один в мире.

— В таком случае считай, что получил мой приказ. Ступай, и да благословят тебя боги.

От волнения Регул с трудом нашел нужные слова.

— Это… это большая честь, мой господин. Клянусь, при первом же твоем слове я буду в нужном месте в нужное время.

— Не сомневаюсь в тебе, Регул. И непременно вознагражу, когда…

— В этом нет ни малейшей необходимости, господин, — сам удивившись собственным словам, быстро ответил офицер. Он отлично понимал, что нельзя прерывать речь консула, однако так хотелось показать, что доверие не напрасно.

Улыбка Помпея была наградой.

— Если бы таких, как ты, было побольше, Регул! Не многие способны так служить.

— Благодарю, господин, — вытянулся по струнке офицер. Он знал, что впереди маячат годы суровой дисциплины и скромного солдатского жалованья, но это его нисколько не беспокоило.

Рим не затихал ни днем, ни ночью, а с наступлением утра обширную площадь форума до отказа заполнили массы горожан. Толпа волновалась, двигалась, гудела. Отцы сажали детей на плечи, чтобы те могли хотя бы издали взглянуть на консулов. Когда вырастут, они будут рассказывать, что своими глазами видели людей, победивших армию Спартака и спасших город.

Юлию толпа казалась безликой и пугающей. Как вести себя на трибуне: смотреть в пространство или в упор уставиться на какого-нибудь одного несчастного горожанина? Да и вообще, услышат ли они его? Во время выступления Помпея люди молчали, однако нечего и сомневаться: консул нашпиговал площадь своими шпионами.

Цезарь снова и снова повторял в уме речь, молясь лишь о том, чтобы не запнуться и не забыть какой-нибудь логический переход. После выступления будут, наверное, вопросы — возможно, от находящихся на жалованье у консулов подставных лиц. Его могут попытаться унизить. Юлий незаметно прижал ладони к коленям, надеясь, что мягкая ткань тоги осушит холодный нервный пот.

Юлий сидел на подиуме рядом с Крассом и отцом Светония, но даже не смотрел на соседей. Те внимательно слушали речь Помпея. Вот он запустил в публику какую-то остроту и тут же поднял руки, пытаясь успокоить рассмеявшихся. Да, приходилось признать, что держится консул прекрасно, в его манерах не ощущалось ни малейшей неуверенности. Ораторское искусство непосредственно отражалось в реакции слушателей. Все лица были поднятыми, словно в поклонении. Выступать после такого успеха казалось не просто трудно, а страшно.

Помпей начал говорить о том, что ему удалось сделать за год консульства, и по площади прокатились аплодисменты. Военные успехи чередовались с обещаниями бесплатного хлеба и зрелищ, с посулами раздачи памятных монет. Услышав о последнем, Красс внутренне замер. Интересно, где это Помпею удастся найти средства, чтобы отчеканить свой профиль в серебре? Однако тяжелее всего оказалось перенести то обстоятельство, что в подачках, в общем-то, никакой необходимости не было. Помпей держал толпу уверенной рукой, силой своей воли ввергая ее то в смех, то в задумчивость, то в негодование. Выступление было поистине мастерским. Закончив, оратор отступил в сторону и широким жестом пригласил на трибуну Цезаря.

Тот встал и с застывшей улыбкой поклонился консулу. Отеческое снисхождение показалось раздражающим и отвратительным, но приходилось терпеть.

Помпей негромко обратился к молодому сопернику: