них в клетке есть отдельный угол для этого, Упырь за ними убирает, - пояснил Наждак, - А этот, видимо, сходил разок под себя.

- Ну и выкиньте его потом с обрыва в пропасть! – воскликнул учитель, - Пусть гниет там и кормит крыс! Отошел!

Жалкий Клума отошел, а учитель тем временем подошел к Мирону, который даже встретил взгляд старовера улыбкой.

- Что ты улыбаешься? – раздраженно спросил он того, - Думаешь, меня задобришь? Тогда послушай меня, - Учитель схватил Мирона за ворот рубахи, - Меня нельзя задобрить, потому что мне противоестественно добро и всякие его проявления. Я несу только злость, раздоры и ничего хорошего. Я сею по всему Зеленолесью душевную плесень и чуму. Я вырезал из своего сердца добро много столетий назад, - тут он обратился ко всем, - Я уже говорил про другой ход времени, - и опять повернулся к Мирону, - Я вырезал из своего сердца добро много столетий назад. Я приношу в жертву невинные и чистые души Гунтогрогу во имя его могущества. И знаешь что?

- Что?

- Ты тоже мне не подходишь. Ты явно не рыцарь и не священник. Ты какой-то обычный проходимец.

- Что тебе опять не нравится? – рассердился Наждак, - Да он вообще ребенок в душе, а дети, как говорится, безгрешники. Он вообще собирался взять в Сэльму ведро в качестве шлема. Добрейший простофиля!

Остальные разбойники рассмеялись, вспомнив снаряжение Мирона, но раздражительный учитель прервал их смешки.

- А ну прекращайте веселиться! Я ненавижу смех! Гунтогрог не терпит веселья и хохота. Мы, прислужники этого древнего бога, наслаждаемся людским плачем. Нам ласкает слух звук человеческих страданий.

- А почему я не подхожу-то? – вдруг спросил Мирон, как будто обидевшийся за «обычного проходимца», - Кстати, я и священником подрабатывал, и даже рыцарем успел побывать. Правда, пряничным рыцарем, но это игра такая была в детстве, когда мы...

- Не смей тут у меня болтать! – разъярился учитель, - Ты тоже жалок. Не как этот червь, - он кивнул на Клуму, - Но, тем не менее, тебя к обряду я не допущу. Следующий!

Он оттолкнул от себя Мирона и рукой призвал подойти поближе Клясеня, который спокойной повиновался. Старовер окинул взглядом пленника, помолчал и затем промолвил:

- С виду ты бродяга. Но в глазах твоих я вижу бездонную мудрость. Скажи, сколько тебе лет, раб Алирана?

- Я давно перестал считать количество лет, прожитых мною на матушке-земле. Мой возраст не имеет для меня никакого значения. Может быть, мне тридцать лет, я не помню, - безучастно отвечал Клясень, - Может, и все шестьдесят. Все мы когда-нибудь истлеем.

Учитель медленно обошел вокруг своей возможной жертвы, пристально вглядываясь в каждую деталь внешности. Немного помолчав, он спросил:

- Обманывал ты когда-нибудь кого-нибудь? Я вижу в тебе чистую душу.

- Я, подобно зверям и птицам, никогда не лгу, - ответил пленник.

- Очень хорошо, очень... – пробубнил себе под нос старовер, потирая себе подбородок, - А ты был когда-нибудь на кого-нибудь зол? Держал ли ты обиду на людей?

Клясень не сразу ответил на вопрос. Казалось, он задумался, углубившись в свой прошлое. Но вскоре ответил:

- Такие случаи, конечно, бывали. Последний раз я был зол вот на этого господина, - он показал рукой на Наждака, главаря разбойников, и тот усмехнулся, - От его рук погибла наша невинная лошадь. Я все еще зол на него, но уже не так. Злость и обида имеют свойство утихать.

- А ты мне нравишься, бродяга, - загадочно заулыбался учитель, и все уже догадались, на ком он хочет оставить свой выбор, - Если бы ты не держал ни на кого обиду, это было бы слишком, таких не бывает. А так, - он помедлил и подошел ближе к Клясеню, смотря ему в упор в глаза, - А так ты совершенная жертва.

Замешательство вспыхнуло в глазах Мирона и Амитаса, когда учитель произнес эти слова. Выбор сделан, сейчас они узреют обряд жертвоприношения, где их сосед по плену, возможно, погибнет. Клясень дал им знак, что беспокоиться нечего, все решится само собой. Но чем больше они наблюдали за всем происходящим, тем больше сомневались в том, что у того есть какие-либо заготовки спасения.

- Что от меня требуется? – спросил Клясень, словно ему дали обычно поручение, - Ты будешь проливать мою кровь?

- Почему ты спрашиваешь так, как будто готов к обряду? – вопросом ответил учитель, - Вы его там так изморили, что он уже согласен на быструю смерть, так что ли? – поинтересовался он у разбойников, на что те в ответ пожали плечами.

- Я готов принять свою участь, - покорным голосом ответил Клясень, - Так как же ты собираешься использовать меня?

- Что ж, я расскажу тебе, как ты послужишь Гунтогрогу, - улыбаясь, ответил учитель, - Буду ли я проливать твою кровь? Конечно! В этом вся суть обряда. Кровь чистой и благородной души будет пролита во имя могущества великого Гунтогрога!

Он возвел руки вверх, и глаза его загорелись, а язык-щупальце то и дело выскакивал изо рта.

- Сначала мы привяжем тебе к этому столу, - он указал на стол, который служил разбойникам для всего, - Дальше я пущу твою кровь из рук, я выпью первую чашу во имя всемогущего бога! Дальше каждый из моих учеников сделает глоток из чаши с твоей чистой кровью и наполнится мощью Гунтогрога. Затем я прочту молитву, восславляющую величие...

- Постой, постой, - поспешно перебил учителя Наждак, - Нам еще придется ждать твоих учеников? Они разве приехали с тобой в повозке?

- Глупцы, вы и есть мои ученики, - с раздражением ответил учитель, - По крайней мере, сегодня вы ими являетесь. А что? Разбойники, пьяницы, головорезы, воры... Кто вы как ни прислужники Гунтогрога?

- Эй, мы так не договаривались! – простонал Сухарь, а за ним запротестовали и остальные, - Нам что, придется пить кровь этого нищего?! Да она заразная!

- Спокойно, спокойно! – рукой повелел замолчать разбойникам учитель, - Вам нужно сделать лишь глоток, это часть обряда, всего лишь часть обряда. Какой же я учитель без учеников? Все должно быть исполнено так, как велят древние свитки.

- И что же? Мы обретем облик чертей? Да ни за какие сорок золотых мы на это не пойдем! – заявил сердитым голосом Наждак.

-