Впереди на расстоянии метров в пятьдесят, так чтобы едущие сзади наверняка не пострадали в случае подрыва на фугасе, несется головной хаммер. Старшим там едет Хунта. На долю тех, кто идет первой машиной, ложится основная опасность пути. Дороги здесь часто минируют. И хотя, естественно, пашет на полную мощь сейчас в головной машине специальный генератор помех, жаргонно обзываемый гардами „антивзрыв“, блокирует намертво любой радиосигнал, могущий оказаться исполнительной командой на подрыв радиовзрывателя, но сто процентов гарантии, как известно, дает только Господь Бог, да и то не всем и не всегда. Кто сказал, что фугас должен быть обязательно радиоуправляемый? Удобнее и безопаснее так? Конечно, спору нет! Вот только хаджам, на удобство плевать, да и на безопасность тоже, гурии ждут, так что умереть не страшно. Главное, как можно больше с собой неверных собак прихватить, и если для этого надо рискнуть шкурой, то, будьте уверены, они рискнут. Так что вполне можно и самый обычный фугасик словить с проводным инициированием. Говорят, последнее время амеры начали привозить сюда какие-то особые хаммеры, не такие, как у гардов М1112, а новые с усиленной броней М1114. Вроде даже взрыв фугаса в непосредственной близости держат. Но только что-то сомнительно это. Хаджи уж если заложат сюрприз, так такой, что и громаде „Абрамсу“ мало не покажется. Кладут-то все больше по обочинам, там и заложить легче, и маскировать проще, а цель так и норовит по центру дороги шпарить. Потому и закладывают с гарантией, чтобы и там достать качественно, килограмм этак десять тротила, да плюс пару снарядов от гаубицы.

Дорога выписала очередной поворот, и с головной машины еще не доезжая до предстоящего извива, весело забухал пулемет, частым свинцовым гребнем вспарывая песок обочины, оставляя на ней глубокие, будто плугом проведенные борозды. Сидевший сзади лошадинномордый Стив дернулся было, закрутив во все стороны головой и бестолково размахивая маленьким, ярко блестящим светлым металлом пистолетом-пулеметом.

— Нет причин для беспокойства. Стандартная процедура. Оружие рекомендую убрать, — ехидно прокричал, откинув голову назад Стасер.

Пулеметная проческа обочины на поворотах была заранее оговоренной мерой предосторожности. Лишенные возможности провести по ходу следования полноценную инженерную разведку и вынужденные полагаться на неистребимый русский авось, гарды страховались как могли. При наличии на обочине проводного фугаса велика была вероятность того, что пулеметный прострел вызовет его преждевременную детонацию или перебьет управляющий провод. Хотя, естественно, никто не мог поручиться, что подрывники хаджей будут караулить их именно на поворотах, а не на ровном участке дороги. Просто так им должно быть удобнее — транспорт, втягиваясь в поворот, сбрасывает скорость, а значит, дольше находится в зоне поражения. Однако, не факт, что хаджи погонятся за удобствами, не факт… Ну не простреливать же в самом деле всю обочину по пути следования? Так боеприпасов не напасешься! Пусть уж и здесь будет привычная на любой войне угадайка, игра в чет нечет с вражескими подрывниками. Если уж догадались заложить фугас на прямой, значит сегодня вы молодцы и красавцы, а мы лопухнулись и проиграли. О том, чем может обернуться для них подобный проигрыш в виде пропущенной мины, гарды старались не думать.

Третья и последняя машина маленького конвоя подпрыгивала на ухабах, на полсотни метров отставая от хаммера Стасера. Командовал там Барс, вечно мрачный, широкоплечий парень с низким покатым лбом и перебитым носом, делавшим его лицо и, правда, чем то неуловимо похожим на морду крупного хищника из семейства кошачьих. Водителем на третьей машине был Крот. Стасеру очень не хотелось брать его с собой, но личная неприязнь быстро уступила место практическим соображениям: водителем Крот был, что называется от Бога, да и во вполне возможной драке, мог оказаться пополезнее многих других контрактников.

Конвой из трех хаммеров двинулся в путь ранним утром, и сейчас позади уже осталось около четверти намеченного маршрута, пока ничего с ними не произошло, да и дорога до сих пор оставалась абсолютно пустынной. То ли сама по себе не была столь уж оживленной трассой, то ли для местных еще слишком рано. Лишь раз, прижимаясь к самой обочине, проскочил мимо них старенький, ржавый и во многих местах мятый форд с одетым в светлый балахон арабом за рулем. Гарды проводили чужую машину настороженными стволами, а ну как смертник окажется с начиненным взрывчаткой салоном! Араб, похоже, испугался не меньше их и наверняка, разминувшись с колонной, вознес горячую молитву своему Аллаху. Вообще Стасер краем уха слышал истории о том, как специализирующиеся на проводке колонн гарды нервно воспринимают появляющийся в непосредственной близости чужой транспорт. Чуть сократил дистанцию больше чем, по их мнению, можно, и асфальт перед капотом вспарывает предупредительная очередь, а там уже и до огня на поражение не далеко. Так что ничего удивительного в испуганно жмущейся к краю дороги местной машине не было. Лучше уж уступить от греха подальше, мало ли что у них там на уме…

За очередным поворотом показалась неподвижно замершая на обочине коричнево-черная вся в ржавчине и подпалинах раскуроченная тяжелым снарядным ударом железная туша танка. Мусор войны, когда-то принявший здесь свой последний бой, да так и брошенный посреди дороги без погребения, без славы и воинских почестей. Приглядевшись повнимательнее Стасер по плавным обводам корпуса узнал „семьдесят двойку“. Когда-то совсем зеленым курсантом он проходил обкатку танками и обкатывал его брат-близнец застывшего за тысячи километров от выпустившего его завода стального монстра. Почему-то Стасеру стало грустно, проводив взглядом пропадающего за стеной пыли гиганта, он задумался о судьбе вещей. Казалось бы, что здесь такого — самый обычный проданный на экспорт танк, уничтоженный видимо в самом начале войны, и так и оставшийся стоять на том самом месте, где удачный вражеский выстрел оборвал его недолгую жизнь. Но как подумаешь, что листы вот этой самой тронутой ржавчиной, опаленной огнем брони все, все до самой последней заклепки собирали в свое время где-нибудь в Волгограде мозолистые руки русских рабочих, любовно подгоняя каждый миллиметр, выверяя и регулируя работу всех механизмов. Как представишь, этот танк новеньким свежевыкрашенным бронированным бойцом, грузно заезжающим на платформу для транспортировки, где-нибудь в центре России. Так отчего-то становится не по себе. Будто ты в чем-то виноват перед брошенной в чужом песке мертвой грудой металла.

„Он такой же, как мы, — неожиданно подумал Стасер. — Он так же как мы был продан сюда за деньги. Он так же как мы дрался здесь за чужих ему людей, за чуждые ему интересы. И погиб всеми брошенный и забытый вдали от Родины. Без чести, без славы, не оставив ни в чьем сердце ни печали, ни жалости. Так же как… Тьфу! Тьфу! Тьфу!“ Стасер трижды сплюнул через левое плечо, суеверно постучав по пулеметному прикладу. „Вот понесло тебя, придурок! Смотри, накаркаешь, пусть даже это только мысли, но здесь и думать о таком не стоит! Того гляди притянешь“. Чуча удивленно глянул на него, видимо заметил и серию быстрых плевком через плечо и бесполезный стук по все равно пластиковому прикладу, однако говорить ничего не стал, лишь неопределенно покачал головой не то с сожалением, не то с укоризной, и чуть притоптал педаль газа, заставляя хаммер взрыкнуть мотором, подпрыгивая на очередной выбоине.