и так мрачнее некуда. – Разве в этом нет чего-то такого…

– Какого?

– Символического.

– В смысле?

– Ну, понимаешь…

– Фу. Ты углядела здесь пошлятину? Ключик в замочной скважине?

– Ну, кто-то может подумать…

– Никто ничего такого не подумает. Мам, это отвратительно. Я не шучу.

– Мин, – тихо сказала мама, пристально вглядываясь в меня. – Ты спишь с этим мальчиком?

С этим мальчиком. Козочка. Ты моя дочь. Меня словно насильно накормили дрянной едой, и я не могла сдержать рвоту. Мамины пальцы все еще подрагивали у меня на плече, напоминая пару тупых, безвредных и бесполезных школьных ножниц.

– Это тебя совсем, – сказала я, – совсем, совсем не касается!

– Ты моя дочь, – произнесла мама. – И я люблю тебя.

Я сделала три шага назад и оглядела маму, уперев руки в боки. На траве, застеленной газетами, лежала кепка, которую я собиралась надеть. Знаешь, Эд, каким тяжелым ударом для меня стало то, что мама оказалась права? Кажется, я что-то крикнула ей, а она что-то рявкнула мне в ответ и тяжелой походкой вернулась в дом. Я только помню, как музыка стала звучать глуше, потому что мама в отместку уменьшила громкость. «Ну и черт с ней», – подумала я. Давай, Хоук, давай. Я все равно доделала то, что хотела.

Но ведь я так и не отдала тебе ключи. За окном становилось все прохладнее и темнее, а я немного поделала уроки, вздремнула, поняла, что скучаю по Элу, подумала, что могу ему позвонить, но не стала, оделась и вышла из дома, испепелив взглядом маму, которая насыпала сладости в миску – она будет есть их в ожидании детей-попрошаек. На углу я заметила мальчика, с которым когда-то нянчилась: в лучах закатного солнца он швырял яйца в чью-то машину. Он показал мне средний палец. Думаю, в мире все становится только хуже, как в том японском ремейке фильма «Рип ван Винкль», который назвали «Врата сна». Мы с Элом ушли, не дождавшись конца сеанса. Каждый раз, когда герой просыпался, его встречала неумолимо гнетущая реальность: жена умерла, сыновья пьянствуют, город все сильнее загрязняется, правители все охотнее берут взятки, войне не видно конца и каждый день проливается все больше и больше крови. Эл сказал, что этот ремейк должен называться «У вас хорошее настроение? Это поправимо: посмотрите наш фильм».

Я могла бы догадаться, хотя бы заподозрить, что мой костюм – это очередной провал, еще в автобусе, когда какой-то старик совершенно серьезным тоном поблагодарил меня за службу, но я осознала это только тогда, когда прошла под черно-оранжевой аркой из шариков и стала искать в толпе тебя. А помогла мне в этом – кто бы мог подумать – Джиллиан Бич.

– О боже, – сказала уже выпившая Джиллиан, одетая в красно-белые шорты и лифчик, сооруженный из двух синих бандан. От вечерней прохлады она вся покрылась мурашками. Аннетт была права: Джиллиан бояться не стоит.

– Что?

– Ты точно тронутая, Мин. Ты, еврейка, оделась в костюм Гитлера?

– Это не костюм Гитлера.

– Тебя исключат. Вот увидишь.

– Я надзиратель, Джиллиан. А ты кто?

– Барбара Росс.

– Кто?

– Та, что сшила первый американский флаг.

– Ее звали Бетси, Джиллиан. Потом поговорим, ладно?

– Эда здесь нет, – бросила Джиллиан мне вслед.

– Ну и ладно, – сказала я, даже не пытаясь сделать так, чтобы мой голос звучал уверенно, и осталась стоять в одиночестве, словно нацист, который слишком рано пришел на вечеринку. Мимо меня проходили группки болтающих девятиклассников с мышиными ушами на голове. В углу прихорашивалось несколько Дракул. Из колонок уже играла моя нелюбимая песня. Тренеры, потягивая кофе, потели в своих плащах. К моему большому удивлению, меня спас Тревор: он еле проковылял ко мне, потому что одна нога у него была в гипсе.

– Привет, Мин. Или тебя нужно называть капитан Грин?

Лучше уж я буду полицейским, чем Гитлером.

– Привет, Тревор. Ты кто?

– Я чувак, который буквально вчера сломал ногу и теперь не может изображать каторжника в цепях.

– Кажется, ты готов на все, лишь бы не танцевать у всех на глазах.

Тревор громко рассмеялся и выудил откуда-то бутылку пива.

– А ты и вправду смешная, – сказал он так, словно кто-то пытался убедить его в обратном, и, сделав большой глоток, протянул бутылку мне. Я уверена, что он проделывал это тысячу раз с другими девушками, но я стала первой, кто отдал ему бутылку, не притронувшись к ней.

– Спасибо, не хочу.

– А, точно, – сказал Тревор. – Ты же не любишь пиво.

– Эд тебе рассказал.

– Да, а что, это какой-то секрет?

– Нет, все в порядке, – ответила я, пытаясь отыскать тебя глазами.

– Ну и хорошо, потому что он мне все рассказывает.

– Правда? – спросила я и, сдавшись, посмотрела Тревору в глаза. Он тоже был навеселе, как и всегда, а может, он никогда не напивается. Я поняла, что слишком плохо знаю Тревора, чтобы почувствовать разницу.

– Да, – сказал Тревор. – Это должна уяснить каждая девушка Слатертона. А если им что-то не нравится, могут катиться к чертовой матери.

– К чертовой матери?

– К чертовой матери, – повторил Тревор, неуверенно кивнув. Даже пьяным – если, конечно, Тревор был пьяным – он выглядел достаточно хулигански, чтобы использовать такие обороты. – Мы с Эдом много разговариваем.

– И что же он тебе рассказывает?

– Что любит тебя, – тут же ответил Тревор, ничуть не смутившись. – Что ты спелась с его сестрой. Что тебе нравятся его успехи в математике. Что вы готовите какую-то странную вечеринку для кинозвезды и что я должен достать вам чертово шампанское, иначе он надерет мне задницу. И что ты не разрешаешь ему произносить слово гей, а ведь это… Могу я сказать по-гейски?

– Конечно, – ответила я. – Ты ведь не мой парень.

– И слава богу, – сказал Тревор и добавил: – Без обид.

Думаю, ты научился этой фразе у него.

– Ничего страшного, – сказала я.

– Просто, понимаешь, я не думаю, что у нас с тобой могло бы что-то получиться.

– Ну и ладно, – ответила я.

– Просто меня больше привлекают веселые девушки, из-за которых мне не придется ходить в кино и в чертовы магазины, которые открываются хрен пойми во сколько, понимаешь?

– Конечно, – сказала я. – И тебя в этот магазин я бы не повела.

– Я просто пытаюсь не скучать. Ну, знаешь, хорошенько погулять на выходных, а потом хорошенько пропотеть на тренировке.

– Я поняла.

Тревор обнял меня за плечи, словно слишком дружелюбный дядюшка.

– Ты мне нравишься, и мне плевать, что говорят остальные, – произнес он.

– Спасибо, – холодно ответила я. – Ты мне тоже нравишься, Тревор.

– Не-а, – сказал он, – но ты хорошо подходишь Эду. И я правда надеюсь, что вы долго пробудете вместе. А если и нет, то, надеюсь, все обойдется без трагедий и прочего дерьма.

– Хм, спасибо.

– И сейчас, пожалуйста, не злись, – сказал Тревор, допив пиво и достав новую бутылку, – но вы с Эдом похожи на две планеты, которые столкнулись в том фильме. Его показывали, когда я был маленьким. Там были синие люди и какие-то странные красные человечки.

– «Когда столкнутся планеты», – подсказала я. – Это фильм Франка Кранио. В конце все человечки становятся фиолетовыми.

– Точно! – вскрикнул Тревор, и в его глазах я прочла удивление, смешанное с радостью. – Я у кого ни спрашивал, никто про этот фильм не слышал.

– В декабре в «Карнелиане» покажут пару картин Кранио, – сказала я. – Мы могли бы сходить на двойное свидание: я с Эдом и ты с… со своей девушкой.

– Ни за что, – спокойно ответил Тревор. – Это гейский кинотеатр.

– И это говорит человек, – сказала я, – который собрался танцевать с другими парнями, скованными одной цепью.

– А вот и нет! – возразил Тревор, приподняв сломанную ногу, и мы расхохотались так громко и отчаянно, что я даже на мгновение прижалась к Тревору, и в эту секунду появился ты в сопровождении остальных каторжников. Вы все были одеты в полосатые пижамы, а на лодыжках у вас болтались черные пластиковые кольца. Из-под полей твоей затасканной шляпы выглядывало красное недоверчивое лицо.

– Что за черт, Трев, – сказал ты и оттащил меня от друга.

– Полегче, – произнес Тревор, пряча пиво за спину. – Мы же просто дурачимся, Эд. Мин ждала тебя.

– А ты чем занимался, придурок? – прошипел ты. – Следил, чтобы она не остыла к моему приходу?

– Привет, Эд, счастливого Хеллоуина, рада тебя видеть, – нарочито громко сказала я, чтобы напомнить о своем присутствии.

Эта версия тебя мне была еще незнакома: ты кричал, как самый настоящий псих, дико вращая глазами и крепко сжав мое плечо. «Такого я еще не видела, – подумала я, – но ведь и общаемся мы не так давно».

– Чувак, – сказал Тревор, ухмыляясь так, словно заготовил шутку. – Ну что ты выдумываешь? Ты же знаешь: меня не устраивает