Хизаши. От горячего пряного чая потянуло в сон, и он стал моргать реже обычного, почти впадая в спячку.

– Она просто женщина из семьи бедного торговца. Поверьте, за полгода в подобном уединении кто угодно начнет видеть чудовищ.

– И много чудовищ видите вы?

Нежный утренний свет заглянул в окошко и косыми лучами упал на низкий столик, освещая и чашу, которую грел в руках Хизаши. На миг в полупрозрачной поверхности чая промелькнуло отражение хищного желтого глаза и исчезло, никем не замеченное. Кента украдкой зевнул и, случайно или нет, не дал Тояме ответить на вопрос.

– Когда лодка отвезет нас обратно?

– Не раньше обеда. Юэ подготовит для вас футоны, чтобы вы могли отдохнуть перед дорогой.

Искушение было велико, и юноши проследовали за хозяйкой в дальнюю часть дома. Утро выдалось свежим, несмотря на чистое небо и яркое солнце, даже холодным. Хизаши остановился посреди террасы, опоясывающей дом, и подышал на руки – изо рта вырвалось облачко пара. Кента шел впереди, слегка вразвалку, будто все еще оставался на шаткой палубе, но доски пола под ним почти не скрипели. Он обернулся и немного рассеянно улыбнулся Хизаши.

Тот сделал вид, что любуется садом, еще борющимся за жизнь с осенними ночами.

Госпожа Юэ опустилась на колени возле одной из дверей.

– Дом строился для нужд управления, – пояснила она, – здесь много комнат, которые давно не использовали. Подождите чуть-чуть, я все приготовлю.

Она скрылась внутри, оставив сёдзи раскрытыми, чтобы впустить свежий морской воздух. Хизаши протянул руку, и на ладонь плавно опустился желтый лист клена. Его узорчатые края сморщились от холода.

– Не похоже, что нам стоит опасаться шторма в такую погоду, да? – спросил Кента. В его руке был идеальный кленовый лист, красный, как огонь, без единого изъяна.

Хизаши скомкал свой и бросил на землю.

– Много ты понимаешь в штормах?

– Ночью я наблюдал за звездами и сделал предсказание. Нас ждет спокойное путешествие.

– Не знал, что ты умеешь предсказывать по звездам.

– Мама научила. Мы же служили при храме Лунного медведя. Но у меня не всегда получается.

– Что ж, на этот раз тебе лучше не ошибаться.

В комнате на шесть татами было мрачновато, все еще пахло пылью, но соленый ветер быстро выдует посторонние запахи. Хизаши первым делом подошел к арке камидана[36], украшенной толстой симэнавой с бумажными подвесками.

– Какому ками вы поклоняетесь?

– Араси-э. Он защищает Камо-дзиму от бурь и невзгод.

Куматани поклонился алтарю, Хизаши повторил его жест, попутно пытаясь ощутить присутствие ками, но, похоже, он не желал знакомиться с гостями. Хизаши ощутил неприятный, досадный укол зависти. Никому, кроме этих троих смертных, неизвестный дух имеет свой алтарь и слышит молитвы, чем он заслужил такое?

– Хизаши? Все в порядке?

– Отстань. Ложись спать.

Кента не отреагировал на грубость и послушно лег на развернутый футон. В тесноте комнаты они с Хизаши лежали почти бок о бок, оттого и заснуть никак не получалось. Запах пыли еще витал в воздухе. Хизаши было холодно, и вскоре он поднялся, чтобы пройтись по саду и, если повезет, погреться на солнышке. Куматани спал крепко и лишь перевернулся на бок, смешно прижав кулак ко рту, когда Хизаши выскользнул из-под одеяла и с шорохом отодвинул створку двери. Снаружи было еще свежо, но солнце уже развеяло следы ночного морозца и стало тепло, почти как летом. Со стороны хозяйских комнат слышались голоса и звуки с кухни, и Хизаши пошел в противоположном направлении, пока не набрел на огороженную крупными камнями тропу, забирающую круто вверх. В ее конце на фоне ослепительно голубого неба выделялась коренастая башенка така-торо – маяка, указывающего путь во мгле. Хизаши от нечего делать направился к нему.

Основание така-торо было сложено из камня, от времени изрядно потемневшего и вросшего в землю, а сама клетка для огня – деревянная, внутри которой прятался фонарь из промасленной бумаги, не боящейся ни воды, ни ветра. Хизаши слышал, что некоторые маяки были высокими и полностью сделанными из камня, но крошечный островок мог позволить себе только такой така-торо, настолько сросшийся со скалой, что стал ее частью. Хизаши подошел ближе и прикоснулся к холодному камню.

– Господин чувствует? Этот фонарь живой, в нем обитает Араси-э.

Хизаши перевел взгляд на сутулого мужчину, стоявшего на самом краю обрыва. Ветер трепал полы его короткого кимоно и вырывал пряди волос из неаккуратного узла.

– Аюкава?

– Вы экзорцист из столицы.

– А ты помощник управляющего.

Аюкава отошел от края, и стало заметно, что он сильно хромает, а левая половина его лица изуродована – кожа стянута шрамами, будто от огромных зубов. Если бы не они, Хизаши бы сразу понял, что человеку перед ним едва минуло двадцать.

– Араси-э часто является нам здесь, – поделился Аюкава, часто моргая. Кажется, один его глаз был слеп. – Но вы ей не нравитесь, поэтому она ушла.

– Какие дерзкие речи, – хмыкнул Хизаши. – Чем же ей могли не понравиться ученики школы Дзисин?

– Я лишь говорю то, что чувствую, господин.

– Значит, ты любимчик ками? Тогда скажи мне, почему она не прогонит Умибозу из этих вод?

Аюкава насупился и нервно почесал израненную щеку.

– Значит, мы это заслужили. Араси-э ничего не делает просто так. Она спасла меня, я верю в нее!

– Спасла от чего?

Аюкава бросил взгляд назад, туда, где за обрывом шумело море, ударяясь о камни.

– От куда более страшной участи.

И с этими словами он поспешил мимо в сторону дома. Несмотря на хромоту, он был довольно быстр и ловок, и Хизаши не стал его догонять, а вместо этого опустился прямо на землю спиной к маяку в позу для медитации. Шум воды у подножия утеса зачаровывал. На самой границе между тремя основами – водой, землей и небом – скапливалось много природной энергии, она обтекала тело и шевелила длинные волосы, собранные в высокий хвост. В животе поселилось тепло, и Хизаши втянул носом свежий воздух, покалывающий едкой солью и запахом гниющих водорослей, налипших на скалу во время прилива. Мерный плеск и крики низко парящих чаек слились воедино, Хизаши качало на волнах до тех пор, пока внутри не скопилось такое количество ки, какое едва вмещалось в хрупкое смертное тело. Но хотелось больше, гораздо больше. Запомнить это чувство и унести с собой, как ракушку на память.

Хизаши становился сентиментальным, а для таких, как он, это путь в никуда.

Поднявшись, он поклонился океану перед собой и пошел в обратный путь.

После обеда «Хитоми» собралась возвращаться в родные края. О содержании послания